Цивилизация
Новосибирский театр оперы и балета показал на фестивале «Золотая маска» свою версию «Свадьбы Фигаро» в постановке приглашенных из Германии режиссера Татьяны Гюрбача и художника Ингрид Эрб. И под музыкальным руководством своего главного дирижера, самоотверженного борца за качество исполнения и аутентичность оригинальных партитур Теодора Курентзиса.
От первых звуков увертюры и до ликующего музыкального финала завораживает вышколенность оркестра. В отнюдь не камерном зале Музыкального тетра им. Станиславского и Немировича-Данченко «Musica Aeterna» звучит интимно, как в салоне, и при этом отчетливо, каждой нотой заполняя зал. Свою аккомпанирующую функцию камерный оркестр Курентзиса выполняет ювелирно. Столь предупредительную по отношению к человеческому голосу работу оркестра встречаешь сегодня как неожиданную радость. Из оркестровой ямы, как всегда в Новосибирском театре эпохи Курентзиса, приподнятой почти до уровня сцены, звучит осязаемый восемнадцатый век.
И исполнительский уровень практически всех партий в спектакле мог бы сделать честь любой столичной сцене.
Пение столь грамотное, выверенное, часто приглушенное, лично обращенное к тебе, а не к залу, на слушателя действует просто гипнотически. В самых восторженных выражениях хочется сказать о подавляющем большинстве ансамблей. Равно как и об актерских дарованиях исполнителей, а также об их нескончаемых гимнастических экзерсисах, под которые они умудряются столь качественно петь. Глубокий, вяжущий тембр сопрано Вероники Джиоевой (графиня Розина) плюс владение проникновенной драматургией голоса все же выделили ее — одну-единственную из всей достойной команды певцов — в число номинантов на «Маску».
И при всем этом великолепии зритель со спектакля уходил.
А во втором отделении в зале явственно слышался храп. И было совершенно ясно, почему.
Потому что происходящее на сцене не имело никакого отношения к характеру музыки. Идя в ногу со временем, режиссер отыскал персонажей «Свадьбы Фигаро» не в барочном дворце эпохи Моцарта, Бомарше и да Понте (написавшего либретто), а в современных декорациях, напоминающих то ли совковый дом быта, то ли раннеперестроечный фитнес-центр. Соответственно, слуги, численно преобладающие среди персонажей оперы, превратились в обслуживающий персонал, нарядились в одинаковые бесцветные и бесформенные халатики и вооружились ведрами-тряпками-метлами-пылесосами.
По визуальной части новосибирский «Фигаро» вобрал, пожалуй, все тенденции современной оперной постановки: здесь есть и полностью, в два яруса, используемое сценическое пространство, и хронологический трансфер, и скудно разодетые исполнители, и тоскливый колор пластиковых панелей под дерево, и нарочитое обытовление по природе своей приподнятого над реальностью театрального жанра.
Зрелище даже вызывает некоторое гигиеническое отторжение.
Те же руки, что елозят тряпками по полу, тут же лезут обниматься, или пишут любовные записки, или делают массаж своему синьору. Кстати, синьор, вначале еще как-то выделявшийся теннисными трусами и ракеткой, в финале тоже берется за метлу и вместе с коллективом своих вассалов сметает со сцены остатки действия. Какие уж тут куртуазные отношения, когда многократно использованная, видимо, в каких-то фитнес-целях простыня, миновав банно-прачечный отсек, изрядно и без серьезных оснований помусоленная героями, в конце концов натягивается над молодоженами брачным пологом?
Такое прямолинейное желание приблизить высокое искусство к нуждам пролетариата, при том что музыкальная стилистика сопротивляется изо всех сил, делает спектакль еще более условным, чем сам оперный жанр. Вырванная из контекста эпохи причудливая музыка Моцарта, увы (увы ли?), не пристегивается ни к халатам санитарок, ни к сексуальному психозу графини Розины, раскрепощенной наслоением последующих эпох.
