Каждому по ячейке

Не удивлюсь, если в скором времени у нас появятся присягающие на верность государству октябрята и пионеры. Точнее, удивлюсь, если они не появятся. Потому что события развиваются строго в логике корпоративного государства, когда всех граждан загоняют в ячейки корпораций, контролируемых государством. «Объединенный народный фронт» – для взрослых, «Всероссийское сообщество молодежи» (вырастающее из было засохшего зерна «Наших») – для лиц пубертатного возраста, «Всероссийское родительское сопротивление» – для всех возрастов, покорных не столько любви, сколько ненависти. «Единая Россия» — для тех, кто надеется увидеть в лояльности социальный лифт. Возрастные и социальные критерии должны покрыть все население России. Во всяком случае, ту его часть, которую можно назвать коллективным «Уралвагонзаводом».

«Всероссийское сообщество молодежи», ВСМ, намеренно названное так, чтобы вызвать слабые ностальгические аллюзии с комсомолом, строится на энергии прошлого, без которого теперь вообще никуда.

Харизма Путина питается исторической харизмой Сталина. Все тупики нынешней власти, затертой между инерционным развитием и несладким ничегонеделанием, — из времен поздней советской власти. Национализм, политическое православие, изоляционизм – многовековое российское наследие, переваренное в муссолиниевщину с его поклонением римскому духу и признанием универсальности католицизма (в нашем случае – дух советской империи и официозного православия). И это не новость – назад, к уваровской идеологии, власть шла все последние годы. И в творчестве путинских идеологов, и в длинных периодах Кургиняна мы можем найти этот муссолиниевский пафос: «Не бойтесь изоляции. Время от времени тот или иной дурак заявляет, что Италия изолирована. Ну, что же, господа, нужно выбирать! Либо самостоятельная политика… Либо связанность, безнадежная подчиненность — и тогда вы потеряете вашу автономию… Чтобы быть готовыми к любым событиям, необходимо обладать армией, флотом, аэропланами».

Банально-карманный Муссолини, растворенный в речах Путина, патриарха Кирилла, вице-премьера Рогозина, телезвезды Проханова, маргинала Квачкова, Иван Иваныча с простой постсоветской кухни.

Эта идеология подпитывается не только приверженностью «духовным скрепам» скрипящих портупей и сапог, но и чисто технологическим стремлением сохранить власть. В этой логике сохранить власть – значит, закрутить гайки и посадить всех в контролируемые ячейки. Здесь молодежь, здесь родители, здесь добровольные помощники начальства из числа хорошо темперированных общественников, здесь денежные мешки, которых нужно держать в состоянии перманентного страха, чтобы всегда была возможность залезть в параллельный бюджет, здесь – экономически «свободные» СМИ, чья свободная экономика состоит пополам из государственных «джинсы» и сливов.

Даже их лексический строй – военный. «Фронт». «Сопротивление». Военный или заимствованный у демократических движений («Народный фронт», французское «Сопротивение»). Даже технология сбора подписей – заемная. Стоило протестному движению выйти на улицу – родилась в искусственных родах Поклонная гора. Стоило протестному движению начать волонтерские акции – появились волонтеры-спойлеры сверху. Стоило протестному движению провести несколько кампаний по сбору подписей, как верные отряды соткавшихся из воздуха кургиняновцев собрали подписи против никому дотоле не известной ювенальной юстиции, вдруг зажегшей души десятков тысяч «неравнодушных» россиян. При том, что сбор подписей напоминает известный диалог из Ильфа и Петрова:

«— А ты почему не писал?
— Я писал, — неожиданно ответил братец, чувствуя необыкновенный прилив веселости, — заказные письма посылал. У меня даже почтовые квитанции есть.
И он полез в боковой карман, откуда действительно вынул множество лежалых бумажек, но показал их почему-то не брату, а председателю исполкома, да и то издали».

Лежалые бумажки – их пропуск в «демократию», оправдание правления, историческую легитимацию которого они ищут в трубке и сухой ручке Сталина – даром что ли его дачу в Волынском, объект ФСО, окружили высоким забором с колючей проволокой и камерами видеонаблюдения, как если бы он там жил до сих пор.

Вот уже тринадцать лет российская элита продолжает пить чай с Путиным, как английские старухи у Дзефирелли пили чай с Муссолини, обольщенные его манерами. И никак не напьется.

Да, собственно, и метаться внутри кэрролловского «безумного чаепития» уже поздно, потому что и ее, элиту, тоже загнали в корпоративные ячейки, комфортные для тех, кто ведет себя правильно и, главное, боится.

Это очень жесткая социальная конструкция, в которой невозможно никакое развитие. Кто сейчас вспомнит, например, о еще одной корпоративной структуре для правильных инноваторов – АСИ? Инновации не катаются в социальных лифтах корпоративного государства – они или есть или их нет. В тени государства их точно нет.

Корпоративное государство претендует на то, что оно есть, что оно контролирует и всасывает в себя всех и вся своими Общественными палатами, профсоюзами, фронтами и «резистансами». Но современное постиндустриальное общество невозможно проконтролировать целиком. Государство рискует остаться один на один только с частью страны, той, которая готова в обмен на «корм» оставаться контролируемой.

В скором времени – с малой частью.