Большевики отменили царский запрет на елку
31 декабря 1916 года еще никто не мог представить масштаб перемен, которые обрушились на Россию в 1917 году.
Над страной грянул гром: сначала он прекратил трехвековое правление династии Романовых, а затем смел и Временное правительство. За семь месяцев в рухнувшей державе сменились четыре руководителя. Новый, 1918 год растерзанная Россия встречала во главе с Владимиром Лениным – недавним политэмигрантом, прибывшим в страну в пломбированном вагоне. Новую советскую власть признавали далеко не все жители обширных территорий, еще недавно гордо именовавшихся Российской империей.
Вопреки распространенному заблуждению, на первых порах большевики отнеслись к празднованию Нового года весьма благосклонно. Он как бы связывал ушедшую и приходящую эпохи. Был отменен введенный при царе запрет на установку елки.
Несмотря на тяжелейшие экономические условия и фактически – развал страны, большевистская печать находила поводы для оптимизма. Как писала «Правда», уходящий в вечность 1917 год «был самым значительным событием в жизни человечества, что, может быть, от него наши потомки будут вести свое новое летосчисление».
31 декабря 1917 года в Михайловском артиллерийском училище в Петрограде.
Атмосфера праздника 1917/1918 в Петрограде довольно красочно описана в статье «Они встречали Новый год с Ильичем», опубликованной в газете «Ленинский шахтер» в январе 1969 года. В столице бывшей империи было холодно и голодно, а продукты выдавали только по карточкам.
«В ту первую советскую новогоднюю ночь в Петрограде бушевала буря, — рассказывал корреспондент. – С Финского залива дул свирепый ледяной ветер. С грохотом он проносился по крышам, ломал ветви деревьев, заметал снег в подъезды покинутых барских особняков. Ртутный столбик термометра показывал минус 31. Темно и безлюдно было на улицах большого города. И только на перекрестках в морозной мгле светились багровые пятна костров, у которых грелись солдаты революции – вооруженные красногвардейцы. Изредка в ночной тиши гулко раздавались винтовочные выстрелы. Три дня в Петрограде не ходили трамваи. Почти не подавалось электричество в дома. От лютых морозов спасались у «буржуек» – так окрестили железные печки. Топили бумагой, щепой, домашним хламом. У булочных – нескончаемые очереди, на карточку выдавали три осьмушки фунта хлеба».
Ленин и его супруга Надежда Крупская встречали первый советский Новый год вместе с рабочими Выборгской стороны у елки с Дедом Морозом и Снегурочкой: «Были они в шапках, запорошенных снегом, в пальто с поднятыми воротниками». Торжество организовали в белом зале Михайловского артиллерийского училища, где еще недавно устраивались роскошные балы.
в исполнении оркестра.
Поздравив присутствующих с Новым годом, Ленин произнес короткую речь. Он говорил о том, как рабочие должны по-новому наладить свою жизнь через Советы. Отъезжающим на фронт красногвардейцам Ленин пожелал отстоять «завоевания революции».
«Скуден был новогодний стол выборжцев. Лишь морковного чая без сахара можно было здесь попить вдоволь, — записал журналист со слов участницы празднования Валентины Чураковой. – И только уезжавшим на фронт красногвардейцам выдавали по паре конфет и ржаных сухарей».
Ленин и Крупская попили с рабочими чаю и незаметно ушли. А на следующий день, 1 января, на председателя Совнаркома было совершено покушение – первое из нескольких в 1918 году. На Симеоновском мосту через Фонтанку неизвестные обстреляли автомобиль, в котором помимо Ленина находились его сестра Мария Ульянова и швейцарский социал-демократ Фридрих Платтен. Он заслонил вождя революции от пуль и получил ранение в руку.
(1862-1936),
митрополит
Новгородский и Старорусский
«Новый год встречал со своею паствою молитвою в Софийском соборе в двенадцать часов ночи после всенощной, которая началась в восемь и как раз окончилась к двенадцати ночи, после чего и был отслужен новогодний молебен. Пред молебном, за которым было множество богомольцев, я сказал речь, в которой изобразил состояние нашей родины и призывал всех к покаянию. В самый день Нового года служил литургию и молебен в том же соборе. Пред молебном раскрывал положение о необходимости спасти если не погибшую уже, то погибающую Россию.
В день Нового года молитва об этом должна объединять всех граждан. Что даст этот год, неизвестно. Но что он получил ужасное наследие – это несомненно. Старый год к внешней войне прибавил еще войну внутреннюю, междоусобную, дал нам настроение в государственной и общественной жизни, совершенное безначалие, лишение всего самого необходимого и страшный голод; в прошлом году послал на нас Господь гнев ярости Своея, ярость и гнев, и скорбь, казни и наказания…
Целые миллионы наших собратий лишились своих жилищ, не имеют одежды и обуви, остались без куска хлеба. Новый год застает нас в годину тяжелого народного бедствия. Несчастье нашей родины так велико, бедствие так ужасно, что касается не одних только тех, кто действительно уже пострадал и голодает, оно ужасает всех здравомыслящих…
Прошедший год уже получил название «черного года» потому что он разрушил все жизненные связи, все те скрепы, которыми только и может держаться государство. У нас была единая государственная власть. Ее не стало. Огромная часть «бывшей» России не признает власти народных комиссаров и подчиняться им не желает. Надежды на Учредительное собрание мало. У нас была армия, – теперь бесчинствующая толпа вооруженных людей, опасных для мирных граждан, бесполезных для защиты родины. У нас были единые для государства почта, телеграф, монета, железнодорожные пути. Теперь существуют только пародии на эти культурные учреждения».
Пронзительные строки о первом советском Новом годе оставил писатель Михаил Пришвин – в ту пору он был настроен резко антибольшевистски и 31 декабря 1917-го напечатал в эсеровской газете «Воля народа» очерк о Ленине с красноречивым заголовком «Убивец!».
1 января 1918 года Пришвин записал в своем дневнике: «С Новым Годом поздравляемся иронически и не знаем, что пожелать, говорим: «С Новым счастьем!» На дворе стужа ужасная. Мучительно думать о родных, особенно о Леве (старший сын Пришвина. – «Газета.Ru») ничего не знаю, никаких известий, и так другой раз подумаешь, что, может быть, и на свете их нет. И не узнаешь: почты нет, телеграф только даром деньги берет. Эпоха революции, но никогда еще люди не заботились так о еде, не говорили столько о пустяках. Висим над бездной, а говорим о гусе и о сахаре».
Помимо большевистской России тогда существовала еще одна Россия – не приемлющая новый строй со всеми его лозунгами и декретами. Сторонники советской власти называли этих людей контрреволюционерами и однозначно считали своими врагами. И хотя к началу 1918 года междоусобица еще не подошла к своему пику, трагедия размежевания русского народа отчетливо прослеживается в записях очевидцев – даже если речь идет о праздновании Нового года.
Княгиня Екатерина Разумовская (Сайн-Витгенштейн) колоритно описывала обстановку в новогоднем Могилеве-Подольском: под окнами стреляли из винтовок, «папе показалось, что ломают дверь, и он очень взволновался».
Княгиня сравнивала Новый год с предыдущим. Если 31 декабря 1916-го в Петрограде на столе было «серебро, красные чашки, гора угощения», «все были на редкость веселы, выпили по рюмочке наливки и, конечно, желали друг другу весь год провести счастливо», — то ровно через год члены семьи Сайн-Вингенштейнов рисковали «быть расстрелянными в собственных кроватях».
«1 января 1918 года. Нам все-таки пришлось встретить Новый год, даже против нашей воли. Сегодня, конечно, тоже целый день стреляют. Утром опять слушали пение пуль. Просидели почти весь день дома. В «Киевской мысли» написано, что Могилев-Подольский занят большевистскими войсками. Звучит странно, а на самом деле — чепуха. Пока, может быть. Когда уймется новогодняя стрельба, будет совсем тихо», — указала княгиня в своем дневнике.
Декрет о введении в Российской республике западноевропейского календаря
В целях установления в России одинакового почти со всеми культурными народами исчисления времени Совет народных комиссаров постановляет ввести, по истечении января месяца сего года, в гражданский обиход новый календарь. В силу этого:
1) Первый день после 31 января сего года считать не 1‑м февраля, а 14‑м февраля, второй день считать 15‑м и т. д.
...
10) До 1 июля 1918 г. писать, после числа каждого дня по новому календарю, в скобках число по до сих пор действовавшему календарю.
Председатель Совета народных комиссаров В. Ульянов (Ленин).
24 января (6 февраля) 1918 г.
26 января 1918 года Ленин подписал декрет «О введении в Российской республике западноевропейского календаря». Таким образом, жители Советской России перенеслись сразу на 13 дней – в 8 февраля. Страна официально перешла на григорианский календарь. Церковь, однако, продолжила придерживаться юлианского календаря. В итоге православное Рождество «переместилось» на 7 января. Ввиду этих перемен главного христианского праздника в 1918-м в Советской России не было вовсе. Зато появился еще один повод для торжества – так называемый Старый Новый год. Его особо почитали люди, скептически настроенные к нововведениям большевиков.
Реформа календаря была в целом положительно встречена интеллигенцией. Уже 10 февраля (по новому стилю) Максим Горький писал в «Новой жизни» следующее: «Декрет принадлежит к числу наиболее безобидных актов большевистской власти. Расхождение русского и западноевропейского календарей всегда представляло значительные неудобства при сношениях с заграницей. Для большевиков оказалось гораздо легче ввести в России одинаковое почти со всеми культурными народами исчисление времени, так как при той разрухе, до которой они довели Россию, в значительной степени потеряли свою остроту обстоятельства, до сих пор препятствовавшие проведению реформы».
В середине 1920-х Новому году пытались придать статус общенародного коммунистического праздника: его встречали в рабочих клубах, домах культуры и театрах. Празднования проходили на фоне антирелигиозных кампаний. В детских садах разыгрывали театрализованные постановки – «Красные елки», «Комсомольское рождество», «Вечера безбожника». У себя дома каждый пока еще имел возможность отмечать праздники так, как ему хотелось.
После сворачивания нэпа многие старые торжества подверглись «репрессиям». Так, в 1929 году Иосиф Сталин отменил рождественские выходные, запретил продавать елки, а также праздновать Рождество, Крещение и даже Новый год. Параллельно в печати шла активная пропаганда против религиозных праздников.
«1930 лет гуляет по белу свету несуразная, нескладная рождественская сказка, состряпанная в угоду паразитам услужливыми лапами мракобесов на горе, на унижение угнетенных и обездоленных тружеников, на злое издевательство и надругательство над ними», — писали «Известия».
В понимании многих Новый год был так крепко переплетен с религиозными праздниками, что тоже попал под раздачу. Желавшие угодить вождю партийные идеологи связывали его с пережитками царского периода. Ограничения сняли только через шесть лет. 28 декабря 1935 года в «Правде» вышла статья первого секретаря Киевского обкома ВКП(б) Павла Постышева. Украинский партийный функционер призвал вернуть детям новогоднюю елку.
В формировании образа елки как буржуазной затеи Постышев обвинил левую оппозицию – сторонников Льва Троцкого.
С этого момента началось создание новых, уже чисто советских атрибутов празднования Нового года. Открылось производство елочных игрушек и украшений. Были заимствованы некоторые дореволюционные традиции, но всю религиозную составляющую из праздника постарались исключить. На советской новогодней елке соседствовали традиционные рождественские шарики, снежинки и ватные медвежата, снегурочки, фрукты и рубиновые звезды, дирижабли, флажки с изображением пионеров и октябрят.