Города Латакия и Тартус — часть христианско-алавитского анклава, живущего под защитой российских военных баз, — считаются самыми спокойными местами в Сирии. О войне на первый взгляд напоминают только блокпосты на въезде в город и ограждения вокруг официальных учреждений. Но тем не менее здесь нет семьи, которую не затронула бы война. И хотя люди из других регионов растерзанной гражданской войной Сирии скажут, что здешним жителям не на что жаловаться, у них тоже есть своя правда — и свои причины бояться мира.
Автобус едет из Тартуса в Алеппо. Джулия и ее подруга Абир садятся в автобус, чтобы вернуться в город, откуда бежали четыре года назад и где у них больше нет дома. Джулия из семьи алавитов, Абир — суннитка. Они познакомились уже в Тартусе, а сблизили их воспоминания об Алеппо. «Если ты жил там, то уже никогда не сможешь жить в другом месте, это был рай на земле», — говорит Джулия. Пока она едет к мужу всего на несколько дней, но осенью собирается переехать в Алеппо навсегда.
Четыре года назад Джулия чудом спаслась. 31 июля 2012 года она с детьми вышла из дома с одной сумкой в руках, чтобы навестить родных. Вернуться домой она уже не смогла.
«Моего дядю похитили, папа был в ужасном состоянии, мне хотелось, чтобы родители хоть немножко отвлеклись. Я взяла детей, компьютер с фотографиями, которые любят мама и папа, и вышла из дома. Потом оказалось, что эти фотографии — единственное, что осталось у меня от прошлой жизни.
В тот же день в наш район, где жили семьи офицеров, вошли боевики. Квартиры алавитов, христиан, всех, кто был лоялен к власти, ограбили и заняли. Вместе с чужаками грабежами занимались бывшие соседи и сослуживцы.
Когда я через несколько дней попыталась вернуться, взять хоть какие-то вещи из квартиры, меня не пустили. Они кричали: «Алавитка, неверная». Это были люди, которых мы считали друзьями. Потом нам сказали, что они перебрались в Турцию».
Обвинение «неверная» Джулия за годы войны слышала не единожды, в том числе и от когда-то близких друзей, принадлежавших к другой конфессии. И поэтому она мечтает, чтобы Сирия была светским государством. Светским, как это понимают на Востоке. «Там, где все религии равны и никто не выделяет другого по религиозному принципу. Именно поэтому мы отдаем предпочтение Асаду среди других претендентов на пост президента. Не потому, что он алавит, а потому, что у него светский образ мысли, светское образование. Для него мы все одинаково равны», — говорит Джулия. И ее голос не одинок.
Родители Джулии в начале войны бежали из Хомса в Алеппо. Отец — высокопоставленный военный в отставке. Ему намекнули, что убьют, если он не уедет из города. Спокойная жизнь в Алеппо продолжалась недолго. Дом родителей стоял на границе между восточными и западными кварталами Алеппо.
«Мы оказались в ловушке, обстрелы не прекращались.
Я не могу забыть, как однажды по нашей улице пытался проехать мотоциклист. Его подстрелили, и он целый день лежал и стонал. Единственный человек, кто попытался пробраться к нему и оказать помощь, был убит. Мы ничего не могли сделать, только слушать, как он умирает.
Я боялась за детей. Младшей было всего несколько месяцев, старшей — три года. И я решила бежать. Сосед, который был на стороне оппозиции, пожалел детей и согласился за деньги довезти меня и маму с девочками до блокпостов сирийской армии».
Дальше Джулия пересказывает воспоминания уже с трудом. За ними увязалась погоня. Водитель предложил ей взять одного ребенка и выпрыгнуть из машины.
«Спасешь хотя бы себя и одну девочку. Выбирай скорее — кого», — сказал он. Я сидела в шоке и не понимала, как мне сделать выбор. В этот момент началась перестрелка, мы проскочили, а машина, преследовавшая нас, перевернулась. Когда мы добрались до аэропорта, его тоже уже обстреливали, улетели последние международные рейсы, остались только беженцы, которые хотели попасть в Латакию. Никто не хотел рисковать, и в итоге нас забрал военный грузовой самолет. Это был последний гражданский рейс из Алеппо».
Мы разговариваем с Джулией в городе Тартусе – центре одноименной провинции, единственной во всей Сирии, полностью находящейся под контролем Дамаска. Но именно здесь отчетливо видно, какой урон нанесла война алавитской и христианской общинам, буквально выкосив целое поколение. Население провинции до войны составляло чуть более 700 тысяч человек. По данным на середину 2015 года, около 10 тысяч жителей города погибли на фронте. В центре Тартуса на площади Павших стенд с именами тех, кто не вернулся домой.
На каждой третьей машине портреты погибших в окружении и властителей дум: президента Башара Асада, лидера «Хезболлы» Хасана Насраллы и иногда президента России Владимира Путина.
В Латакии подобных портретов меньше, но имена погибших также встречаются по всему городу. «Посмотри на этих ребят, они погибли, защищая свою страну, их сотни. Но в последнее время мы только и слышим: Россия спасла Сирию, Иран помог Сирии. Выглядит так, будто сирийская армия вообще не воюет. Откуда же тогда у нас столько погибших?» — недоумевает Джулия.
Алавиты не скрывают добрых чувств к России, искренне любят президента Путина и даже в шутку называют его алавитом. Они благодарны Москве за то, что удалось сохранить единство Сирии. Но в то же время они понимают, что их страна де-факто потеряла политическую независимость и все внешние силы, участвующие в той или иной роли в сирийском конфликте, отстаивают здесь свои интересы.
«Россия, Иран, Турция, США, Саудовская Аравия и Катар выясняют отношения друг с другом на нашей территории и за счет наших жизней», — считает Юнис, родственник Джулии.
Ему чуть за тридцать, он работает на ферме вместе с отцом и все время спорит с ним о политике. Представители старшего поколения ничего не ждут от союзников. «Русские и иранцы наши друзья, спасибо вам за помощь» — такими словами встречает меня отец Юниса в своем доме.
«Мы надеемся, что вы будете поддерживать нас и дальше», — добавляет Юнис. В его понимании настоящий союзник оказывает не только военную помощь. «Мы хотим, чтобы Россия была для нас тем же, что и США для Израиля», — говорит он. Речь в первую очередь идет о финансовой поддержке. И так думает не только Юнис.
«Вам нужны здесь базы, вам нужны здесь трубопроводы? Оставайтесь, мы не против, и мы вам рады. Более того, мы предпочтем вас другим союзникам. Но если вы пришли сюда, то вкладывайте деньги в нашу экономику, помогите нам найти рынок для наших сельскохозяйственных товаров. Нам нужно образование и гарантия рабочих мест для наших детей» — эти слова в адрес России повторяют и в городе, и в деревне.
Эти люди любят поговорить о высокой политике, но им нужны очень простые вещи. Сирийцы устали от войны и точно знают ответ на вопрос, что нужно для счастья: тепло, электричество, вода и еда. И еще чтобы дети перестали погибать — на фронте и в тылу в результате терактов. Чтобы могли вернуться те, кто уехал.
«Мы просто хотим жить», — говорят сирийцы. И еще грустно шутят: «Появилась вода — появился повод для радости, дали электричество на пару часов — и снова радость, тепло дома — это просто рай. Смотрите, сколько у нас поводов для радости, за пределами Сирии так не радуются, как мы».
За пять лет Сирия — даже не затронутая войной ее часть — сильно изменилась. Лица прохожих осунулись и резко постарели. Они почти не улыбаются, их разговоры в основном о ценах и бытовых невзгодах — например, у кого и когда в доме включают электричество (в лучшем случае оно появляется три-четыре раза в день на полтора часа). А еще о детях — тех, кто ушел в армию, и тех, кто уехал из Сирии, скорее всего, навсегда.
«Я разучился улыбаться — так как сразу вспоминаю о том, как один мой племянник погиб пару лет назад на фронте у турецкой границы, второй — в плену у ИГ (организация, запрещенная в России. — «Газета.Ru») в Пальмире, и я не знаю, жив ли он, а если жив, что с ним сделали?
Как мне улыбаться, если все мои дети уехали за пределы Сирии и я не знаю, смогу ли я их увидеть?» — говорит Абу Фирас, пенсионер из Латакии.
Абу Фирас, как и многие, не верит, что война завершится в ближайшее время. Это протянется несколько лет — два года или пять, точных прогнозов не даст никто. А потом еще десятки лет уйдут на то, чтобы восстановить страну.