Дайте приме шанс

В Большом театре прошла премьера фильма «Большой» Валерия Тодоровского

Ярослав Забалуев
В Большом театре состоялась премьера фильма «Большой» — новой картины Валерия Тодоровского о жизни танцовщиц балета. «Газета.Ru» рассказывает о том, чего ждать от одной из главных русских премьер года, которая выйдет в прокат в мае этого года.

Совсем юная Юля Ольшанская приезжает в Москву поступать в балетную школу при Большом театре. Привез ее в столицу из города Шахтинска бывший танцор Потоцкий (Александр Домогаров), разглядевший в девочке огромный потенциал.

Раскрыть его предстоит на протяжении восьми долгих лет обучения и опеки экс-приме, а ныне преподавательнице Галине Михайловне Белецкой (Алиса Фрейндлих), которая, по легенде, имела такой прыжок, что умела прыгать между крышами домов.

Постепенно Юля растет и становится соперницей своей подруги Карины в борьбе за главную партию в выпускной «Спящей красавице».

«Большой» — один из самых громких проектов российского кино последних лет. В прошлом году ходили слухи, что его премьеру готовят на одном из европейских фестивалей — из-за этого прокат откладывался на неопределенный срок, хотя фильм вроде бы был уже готов. Известно было крайне мало: вроде бы мелодрама про балерин, которую Валерию Тодоровскому разрешили снимать в отрихтованных, но все еще намоленных стенах вынесенного в название святая святых русского (да и мирового) музыкального театра. С фестивалями не получилось, но тем не менее премьеру удалось организовать на главной сцене Большого театра — в прошлый раз такой чести удостаивался только «Броненосец «Потемкин» Сергея Эйзенштейна.

Иными словами, «Большой» ждали и от него ждали многого — как минимум русского «Черного лебедя».

Ждали, очевидно, забыв, что Тодоровский никогда не был мастером шокирующего визионерского кино, на котором специализируется тот же Даррен Аронофски, автор «Черного лебедя».

Конек Валерия Петровича — по печальной ошибке забытый в советской эпохе жанр киноромана.

Такими были и «Любовник», и «Страна глухих», и даже «Стиляги», не говоря уже об «Оттепели», которой был разбит восьмилетний кинорежиссерский перерыв постановщика.

На предшествующей премьере пресс-конференции Тодоровский и сам объяснил, что хотел уместить в два часа действия романную структуру, ушедшую сегодня в сериалы.

Многосерийная версия «Большого», кстати, тоже будет, но это потом, а пока публике впервые представили полнометражный вариант, по которому уже можно констатировать, что поставленная цель достигнута.

«Большой» — это многофигурная композиция, выстроенная на системе флэшбеков и флэшфорвардов, действительно очень литературная в своей основе. Тут надо вспомнить, что Тодоровский всегда был актерским режиссером, и в «Большом» перед ним стояла, пожалуй, самая сложная задача в карьере.

Главные роли здесь играют по большей части настоящие танцоры и танцовщицы — в психологическом кино при съемках сцены разговора у станка дублеры с хорошей растяжкой не помогут.

И надо сказать, что Маргарита Симонова, Анна Исаева, Андрей Сорокин и сыгравшая Юлю в детстве Екатерина Саймулина могут уже завтра ждать предложений продолжить кинокарьеру — настолько живо и достоверно они существуют на экране. Тем паче, что основной партнершей для них стала Алиса Фрейндлих — великая русская актриса редко гостит на экране, и то, как она здесь играет великую балетную старуху (списанную, судя по созвучию имен, с Майи Плисецкой), действительно стоит увидеть.

Другое дело, что тончайшая химия между актерами здесь служит довольно простой истории.

Массив ожиданий в этом смысле не играет «Большому» на пользу — здесь почти нет эффектных танцевальных сцен, нет печати проклятия и обреченности, которыми обычно награждают балетных.

Ничего общего с «Черным лебедем» (за исключением более или менее неизбежного «Лебединого озера» в финале) и, конечно, никакого стекла в пуантах.

В лучшие моменты в картине действительно возникает то самое ощущение, которое заставляет влюбляться в балет, — ощущение какого-то магического сверхусилия, чуда, превращающего тощих до полной прозрачности девочек в прекрасных лебедей.

Но каждый раз, когда события готовы уйти в зону визуальной поэзии, Тодоровский будто нарочно бьет себя по рукам. Или просто, как человек интеллигентный, сторонится всякой экспрессии и любого прямого и громкого высказывания. Которых, кстати, несмотря на все предпосылки, он сознательно чурался и в предыдущих работах.

Или, может быть, дело в том, что режиссер, посмотревший (по его словам) перед съемками все значимые балетные картины, просто хотел уйти от мрачноватой бравады предшественников, показав жизнь танцоров именно как жизнь, а не путь к скорой и болезненной отставке. Получилось похоже не на блокбастер, а на французское, допустим, кино — негромкое, но изящное и предназначенное для долгой жизни на телеэкране.