Цивилизация
Даррен Аронофски — удивительный режиссер, хотя бы в том плане, что являет собой картинный случай раздвоения личности. В нем, кажется, живут два разных человека, снимающие фильмы в строгой очередности, — один обожает эзотерику и многозначительную символику, ему дай только затащить на экран Тору и золотые сечения («Пи»), путешествия прозрачной сферы и дерево жизни («Фонтан»); он любит продекламировать что-нибудь патетическое: например, непознаваемость мира или неконечность смерти. Другая внутренняя личность Аронофски предпочитает чернушные бытовые истории, пафос которых лежит в более приземленных областях: будь то разбившиеся о наркотики жизненные планы («Реквием по мечте»)
или старость, как в «Рестлере».
Чуть дрожащая камера собакой тащится за спиной рестлера Рэнди (Рурк) в раздевалку, на ринг, домой, как если бы снимался документальный фильм про борца: ждешь, будто он сейчас обернется, посмотрит в объектив и скажет на публику несколько слов. Реализму «Рестлера», возможно, позавидовал бы сам Триер, но шутки шутками, а картина Аронофски в действительности очень триеровское кино. Дело не столько в догматичности, но и в той расчетливости, с которой Аронофски управляет зрителем, выбивая из него переживания и эмоции.
И это тот самый случай, когда вместо того, чтобы поставить манипулятивность режиссеру в вину, приходится лишь разводить руками и констатировать, что все уловки сработали.
Рэнди уже не молод — инфаркт после очередного боя, одиночество и разочарование, страх перед остро замаячившим концом: понятно, что уходящее время — та тема, которая задевает всегда или почти всегда, отзываясь в каждом просто потому, что все мы не можем не думать о смерти. Но сила воздействия «Рестлера» утраивается от присутствия Мики Рурка, для которого эта роль, судя по всему, станет пиком возобновившейся карьеры, вряд ли ему удастся сыграть в будущем что-нибудь столь же сильное и точное, как похмелье жизненное, а не алкогольное, потасканной звезды, очнувшейся от забытья на излете славы.
Оставшийся один, вне мира рестлинга, в течение жизни заменявшего Рэнди все, герой попытается создать семью настоящую: отправится искать поддержки у брошенной дочери (Эван Рэйчел Вуд), поухаживает за стриптизершей (Мариса Томэй).
Но «Рестлер» не стоил бы своего «Золотого льва», если бы не почти устрашающая честность, которая переводит совершенно стандартную по сюжету спортивную драму на иную драматическую высоту.
Поезд ушел, и неправда, что человек, которым Рэнди не интересовался много лет, станет любить и терпеть его только из-за родной крови. И неправда, что увядающая стриптизерша будет счастлива позаботиться о нем лишь потому, что он добрее, чем большинство клиентов.
Простыми сценами, толстыми стежками Аронофски шьет реальность, нашу реальность, в которой присказка «никогда не поздно» — не больше чем сентиментальная болтовня: оглянуться не успеешь, как будет поздно.
Оглянуться не успеешь, как ты не прославленный красавец, а никому не нужный пожилой дядька, раздающий автографы в обществе тех, кем, если не повезет умереть на ринге, предстоит стать людям вроде Рэнди — полузабытых искореженных стариков-спортсменов с привязанными к ноге мочеприемниками.
