Навстречу моногамии

Человек несовершенен, а многие особи — особенно. В этом каждый может убедиться, достаточно оглядеться вокруг. Это было известно всегда. С тех пор как люди стали задумываться о своей собственной сущности. Чем больше они к себе приглядывались, тем сильнее им хотелось «откорректировать» homo sapience. Основным орудием «корректировки» на протяжении всей человеческой истории было и остается государство с его репрессивным аппаратом, этот неисчерпаемый источник всевозможных табу, возведенных в закон заклинаний и ритуалов. При том что «шаманы», «жрецы» и прочие претенденты на кураторов человеческого поведения и мыслей никуда не делись, а лишь называются нынче по-другому — депутаты, политики, президенты. Некоторые так и по повадкам, и по складу мыслей от своих древних «коллег» не так уж далеко ушли. Впрочем, не будем о том, что можно и так увидеть в выпусках новостей федеральных телеканалов. Средневековье и теперь «живее всех живых».

Пытливый человеческий ум, конечно, не устает задаваться вопросами, на которые все никак не может найти ответы, а однажды было уже найденные в какой-то момент своего развития — отвергает. Потому как ответы устарели. К примеру, откуда мы на Земле взялись, как появились? Или вот такой вопрос: каким образом у людей возникла моногамия и почему?

Некоторое время назад, в пору увлечения многих марксизмом, казалось, что работа Энгельса «Происхождение семьи, частной собственности и государства» исчерпывающе дает ответ в том числе и на этот вопрос. Однако теперь, в эпоху развития биохимии, биофизики, биотехнологий, генетики и прочих наук, залезших в человеческий организм на небывалую ранее глубину, уже выглядит не так однозначно.

При том что, собственно, само появление моногамии называют главной «сексуальной революцией» в истории человечества (соответственно, то, что произошло в 60–70-е годы ХХ века, скорее нужно называть сексуальной контрреволюцией), однозначного, бесспорного и признаваемого всеми учеными объяснения этому явлению так и нет. При том что с точки зрения эволюции моногамия, прагматично рассуждая, «не эффективна», непрактична, ибо тормозит развитие и распространение того или иного вида. И не случайно в природе она встречается крайне редко. У млекопитающих – лишь у 4–5% от всех видов. К примеру, у бобров, волков и сурикатов. Говорят, еще с этим делом вроде как все нормально у тараканов, причем на размножение их популяции явных негативных эффектов это вроде бы не оказывает. Хотя мы не знаем, что бы сделалось на планете, не будь тараканы моногамны.

Уже известно, что за любовь и привязанность в мозгу человека отвечает, в частности, гормон окситоцин. Современные журналы по медицине, психологии и сексологии (все они, конечно, издаются на английском языке) переполнены всевозможными исследованиями на эту тему. Когда, к примеру, подопытным людям впрыскивают в том числе этот гормон, наблюдая за тем, что происходит в их мозгу при показе фотографий любимых людей или просто привлекательных. И вот биологи приходят к выводу: похоже, что этот самый окситоцин – это еще и гормон моногамии.

Раз выявлен определенный гормон, стало быть, можно корректировать человеческое поведение?

Впрочем, оставим биологию биологам. Но вспомним лишь, что практически все научные и технические изобретения человечества рано или поздно оказывали важное, а подчас и драматическое воздействие на развитие общества и государства. Особенно, конечно, по этой части люди преуспели в изобретении всевозможных орудий по истреблению себе подобных. От лука и стрел до ядерной бомбы. Роль оружия в истории человечества, пожалуй, наибольшая. Но, возможно, сейчас мы присутствуем в начале эры, когда такую решающую роль будут играть уже именно биотехнологии?

Раньше люди тоже как-то все пытались исправить те «несовершенства», которыми их, по их субъективному разумению, наделила природа (или кто там их создал, по версии креационизма). Африканские племена до сих пор искусственно вытягивают шеи девочкам при помощи специальных колец. А чего только люди не делали с ушами, губами и прочим частями тела. Вон в Корее сейчас эпидемия пластических операций – чтобы женские губки не «бантиком», а в форме постоянной улыбки. Чуть-чуть «джокер» получается.

На наших глазах создаются технологические возможности – биотехнологические – менять в человеческом организме, поведении, характере практически все, что угодно. То, о чем раньше лишь мечтали, ставя опыты над узниками концлагерей, нацистские приверженцы идеи «улучшения человеческой расы», сейчас становится уделом рутинных исследований в современных биологических лабораториях. То есть «технологически» уже в обозримом будущем может стать возможным если не «выведение», то как минимум коррекция любой породы людей – послушных, агрессивных, спортивных, работящих и узконаправленно креативных.

Термин «инженеры человеческих душ» может стать буквальным. Согласно научным прогнозам, исходящих из нынешних темпов развития биологических и генетических исследований, уже в самые ближайшие годы можно будет технологически полностью «скопировать» мозг конкретного человека. Значит, осуществимой становится и следующая операция. Как на компьютере, когда после «copy» идет «paste». Клонирование многих жизненно важных органов – дело ближайших 10–20 лет. Клонирование всех человеческих органов – достижимо уже к середине нынешнего века.

Переводя это все в политическую плоскость, авторитарный диктатор, дорвавшийся относительно молодым до власти году этак в 2018-м, вполне может рассчитывать на то, что станет «технологически» вечным.

В буквальном смысле этого слова, его выходящие из строя «запчасти» будут по мере надобности просто менять на новые. По заявкам восторженных трудящихся. И никакие выборы уже просто не нужны. Ибо незачем переизбирать того, кто вечен. Альфа-самцы в политике станут абсолютно несменяемыми, и настанет эра политической моногамии.

На самом деле, конечно, все зависит от тех институтов, которые действуют в том или ином обществе. Все ровно так же, как и с другими технологиями. На протяжении всей человеческой истории действовала определенная корреляция между достигаемым уровнем технологического развития и общественным, государственным устройством. В марксистской системе координат это описано как соотношение «базиса» и «надстройки». И при всем кажущемся некоторым «излишне материалистичным» подходе на самом деле толком эту теорию опровергнуть весьма затруднительно. Как и то, что при определенных условиях, когда технологическое развитие обгоняет развитие государственных институтов, они, соответственно, начинают его тормозить, и то или иное общество входит в состояние кризиса, выход из которого возможен либо в виде реформ, либо в виде революции, либо в виде гибели данного государства в конкурентной борьбе с другими.

Возможно, мы уже живем в начале эпохи, когда нам предстоит наблюдать за тем, как развитие всевозможных наук о человеке, появление все новых биотехнологических возможностей не только приведет к еще большему обострению всемирной конкуренции за качественный (квалифицированный в том числе) «человеческий материал», но и явит в новой форме кризис и даже гибель тех государств, чьи общественные институты будут неадекватно отсталыми по отношению к новым технологическим возможностям человечества.

При одних институтах новые технологии могут быть использованы во благо людям и под их общественным контролем. В других – в основном против населения и в интересах узкой клики узурпаторов. Даже при вполне зрелых демократических институтах современные формы тотального электронного слежения и контроля все чаще создают опаснейшие ситуации попрания человеческих прав. В этом смысле скандалы по типу «дела Сноудена» и вскрывшейся тотальной слежки АНБ США за вся и всеми – лишь одно из проявлений кризиса современной демократии в тех ее формах, в каковых она зародилась еще в Древней Греции. Другим проявлением такого кризиса, наверное, можно считать неспособность современной электоральной демократии вырабатывать, выдвигать и поддерживать эффективные политические и экономические решения, которые не были бы популистскими или завернутыми в популистскую обертку-обманку (в таких играх абстрактный Чавес, как правило, всегда переигрывает ответственного политика, честно признающего, что надо временно затянуть пояса во имя процветания в будущем).

Но еще большие проблемы стремительное развитие современных технологий создает в странах с неразвитыми институтами, где у общества просто не успело сформироваться даже минимального иммунитета по отношению к тоталитарным поползновениям на свои права и свободы.

Возможно, мы живем сейчас если уж не при «конце истории» в том смысле, как его описали разные фукуямы и хантингтоны, но в начале «конца политики» в том виде, в каком люди привыкли ее воспринимать в последние пару сотен лет. Как войны перестают быть эффективным средством защиты и распространения государственных интересов (хотя нам, конечно, трудно поверить в то, что нас уже никто не собирается завоевывать и оккупировать), так и выборы, уличные митинги, революции могут со временем перестать быть средствами важных общественных изменений.

Возьмите тоталитарный электронный контроль-слежение-подслушивание (камеры слежения, всевозможные универсальные электронные карты-ID, базы данных с вашей биометрией, отслеживание ваших покупок, передвижений в виртуальном пространстве интернета и пр.), добавьте генной инженерии (при все более отчетливом проявлении «медицинской сегрегации» — когда часть общества, меньшая, может себе позволить современные методы лечения, омоложения и в конце концов «замены запчастей», а другая, большая, нет).

Смешайте, но не взбалтывайте, до полной остановки всех социальных лифтов. И добро пожаловать в мир, все кажущиеся пороки которого могут быть исправлены на уровне субъективного их восприятия, в вашем корректируемом сознании и воображении. А коррекция общественного поведения может быть осуществлена в ходе спецоперации в виде отправки всех недовольных и не соответствующих общим стандартам к «докторам». Или «докторов» к ним. Для биотехнологической коррекции. Осталось лишь подождать, кто первым докопается до гормонов и генов власти и тщеславия и должным образом их отрегулирует. Причем это уже не будет предметом рассмотрения государственных институтов и общества в целом в контексте внесения поправок в какую-то там конституцию.