«Школа» для бедных

За каникулы люди пристрастились к телевидению. Даже нецелевая аудитория ― политики, депутаты Госдумы, чиновники разных мастей и весовых категорий. Как говорил мне доверительно один высокопоставленный медиаменеджер: «Телевизор не для нас с вами. Он для бедных».

И вот наконец телевизор показал кино для всех. Показал кино про бедных. Про бедных школьников и их бедных учителей. Бедных не в смысле денег, а в смысле бедняжек. Так пытаются защищаться создатели и поклонники сериала «Школа» от нападок разгневанных богатых, щедро наделенных властью зрителей: нет, не каждая школа, нет, не все дети такие, есть, конечно, и другие учителя. Просто бывает и так, как в сериале у Валерии Гай-Германики. На каждую российскую школу детей депутатов Госдумы не напасешься. Кто-то должен учиться и в обычной, средней, среднестатистической.

― Урод, блин!
― Слушай, реальная подстава!
― А чо за телка?
― Ты дура?
― Ты козел?
― Ты козел!
― Вы чо, совсем охренели?

Язык российских подростков, которым говорят и их взрослые родители, включая депутатов Госдумы, политиков, чиновников, простых олигархов, милиционеров, журналистов, писателей, экономистов, инженеров, дворников и сторожей, льется с экрана ― да прямо Богу в уши. Наконец-то. Самое поразительное, что льет живая вода с экрана Первого канала. Поэтому и упрек ― как допустили? кто позволил?! да в эфире общенационального? да в прайм-тайм, да в Год учителя, да поперек планов по сдаче ЕГЭ, в противовес всем отчетам-докладам и бодрой статистике? Запретить, закрыть, Гай-Германику нанять режиссером программы «Сельский час», точнее, «Первый звонок», где бы передовые учителя рассказывали о своем опыте и демонстрировали карамелизированных, причесанных, трезвых, не матерящихся, без жвачки во рту и кольца в пупке, самых лучших своих учеников.

Нелогичность действий Первого канала ― вот что прежде всего ввело в ступор критиков сериала «Школа». И поделом. Покрыли глазурью российскую действительность, отмыли, отчистили, снимают десять лет политический сериал про Бэтмена с Владимиром Путиным в главной роли, поют, пляшут, сватаются, показывают «Евровидение» в блестках ― а тут вдруг такое откровение, трэш, прыгающая камера и пубертатные прыщи в отлаженной системе среднего образования. Как сказал редакционный директор журнала «Афиша» Юрий Сапрыкин во вчерашней программе «Судите сами»: «Вы просто живых людей отвыкли на экране видеть. Они не плохие и не хорошие, они живые, трехмерные».

А коммунисты справедливо возмущались: да, учителя взятки берут, но зачем такое показывать? Да, есть, наверное (хотя вряд ли), такие дети, которые в 14 лет беременеют, но зачем школьникам об этом знать? Они научатся плохому, дети склонны подражать. То есть взрослые (вроде бы) коммунисты и примкнувшие к ним учителя и чиновники из системы образования всерьез полагают, что знания о жизни дети черпают из телевизора. Не из интернета, не из наблюдений за родителями, сверстниками, знакомыми, соседями, прохожими и чиновниками, которые пролетают мимо с голубым огоньком, а с экрана. Забавно, что это абсолютно совпадает с представлениями власти об уровне осмысления действительности остальными гражданами, давно закончившими школу и имеющими право голосовать: телевизор живую российскую реальность успешно заменил (и Первый канал тут постарался не меньше «России» или НТВ). С большинством взрослых ― а мы знаем результаты «Единой России» на выборах и гордимся ими ― такое срабатывает. А вот с детьми ― нет. С подростками ― ни за что. Они видят мир таким, каков он есть. Они даже живут в нем, в своем совсем не детском мире, так похожем на наш, взрослый. И этот мир пострашнее показанного в сериале. «Школа» ― калька жизни. Взрослые ходят по трупам, делая карьеры и состояния, воруют из бюджета, стреляют из табельного оружия при исполнении, лгут избирателям, женам и любовницам, предают целованием, подтасовывают результаты, развязывают войны, сажают конкурентов в тюрьму, а дети всего лишь воруют из сумок в школьных раздевалках, дерутся после уроков, устраивают бойкоты новичкам и пытаются в первый раз поцеловать одноклассницу. В 14 лет окончательный выбор между добром и злом еще не сделан. Они как раз ищут путь: куда им ― к людям или в обратную сторону?

Сериал пугает непуганных и смущает лицемерных. Открылась зияющая пропасть между тем, что знают (хотят знать) о школьниках взрослые, и тем, каковы их дети на самом деле. Школьный официоз почище политического. Собрания, спектакли, чтение стихов с выражением, уважение к учителю, почитание родителя. А в коридоре на переменках, в туалете во время уроков, после уроков и вместо уроков ― другие темы. Российские школьники, как и российские взрослые, живут двойной жизнью. А вы не знали? Ложь и лицемерие большого мира симметрично отражается в малом. Есть жизнь виртуальная, в которой надо учиться и овладевать знаниями, чтобы стать хорошим профессионалом и гражданином, в которой надо писать сочинения для ЕГЭ про первый бал Наташи Ростовой, вертеть глобус ― шар голубой, разбирать цветки на пестики и тычинки, стремиться, стараться ― и тогда «садись, пять». А есть реальная, где курилка за углом (пошли на уголок, как говорили в нашей интеллигентной гимназии), пиво после уроков (как происходит в моем дворе, где стоит другая, не такая интеллигентная школа и дети после занятий ― сразу в киоск), поцелуи на дискотеке (это в нашем детстве, теперь ― туалетную бумагу в лифчик и презервативы в карман). Там же взятки учителям (за оценки), директорам (за место в первом классе), разделение на хорошие школы (где социально однородные родители с иномарками у крыльца) и плохие школы (где наркотики и где учатся заброшенные «кухаркины дети», со всеми вытекающими социальными последствиями). В этом черно-белом мире учится жить одинокий 15-летний человек, которого не понимают и не принимают всерьез ни родители, ни учителя, между «байроническим контекстом» (обсуждался на вчерашнем уроке литературы в сериале «Школа») и подворотней, которая приветствует веселым гыком «Эй ты, козел!».

Миллионы отцов и матерей, от лица которых выступают критики сериала, наконец-то узнают, что именно делают их детки в клетке, где хранятся «сменка» и пуховики.

Родимые пятна любимой школы ― очень хорошей, впрочем, ― на мне до сих пор еще видны. О, как жаль, что не пришлось приложить руку к сценарию сериала, ― я бы добавила деталей. И про учительницу физкультуры, которую до сих пор хочется привлечь за садизм и публичное унижение детей, про военрука, который кричал на мою пухленькую подругу, украдкой пришивавшую пуговицу к фартуку: «Что это ты там, на задней парте, свои ночнушки шьешь?! Не влазишь ни в одну?!». И про классного руководителя, способного сказать родителям: «Из ваших девочек вырастут проститутки ― они в походе ночью костер ходили жечь. С мальчиками». И как интеллигентный учитель математики может перед всем классом врезать 16-летней девушке, заметив, что на ее ногтях лак красный и черный: «Что это у вас, Катя, ногти, как зубы, все разные?» У меня были хорошие учителя. И учились в школе хорошие, интеллигентные дети. Мы объявляли друг другу бойкот, топили друг друга в борьбе за право быть принятым в пионеры и комсомольцы в первых рядах (прости, Андрей, я тогда была не права), дрались трое на одного, подставляли подружек, рассказывая мальчикам, что те в них влюблены, перехватывали чужие записки, придумывали оскорбительные прозвища, дружили и враждовали кланами, травили новичков, высмеивали одноклассников за все ― за старую курточку, за маму-уборщицу, за лишний вес, за неумение залезть по канату, за высокий и малый рост, за рыжий цвет волос, за нескладность, за заикание, за непохожесть, за то, что не приняли в пионеры в первых рядах. Еще мы выпивали в пионерской комнате (но это уже ближе к выпускному, на котором все страшно напились), курили за углом, возле кабинета физики (это уже в девятом), лазили на дискотеку через окно (это в шестом), потому что пускали только старшеклассников, но нам хотелось, нас ловил директор, но не поймал.

А еще читали стихи, писали сочинения про Наташу Ростову, писали дневники романтических переживаний, где аккуратным почерком и Мандельштам тебе, и Пастернак, играли в школьных спектаклях, зубрили физику и математику, выигрывали на городских олимпиадах, брали уроки вокала, занимались художественной гимнастикой, бальными танцами, плаванием и на фортепиано, хорошо себя вели дома и на уроках, почитали родителей и уважали учителей. Не всех.

Так что сериал «Школа», на мой вкус, даже скучноват и пресноват. Я вот думаю: неужели учитель получил инфаркт, увидев снимки школьницы в трусиках? Неужели Гай-Германика лакирует действительность или это продюсеры «Первого» отредактировали? По мне, так надо, чтобы был сюжетный поворот: нам показали еще не все снимки, держат интригу. То есть учителя добил снимок покруче ― из тех, что дети качают в интернете.

Но, если не придираться, показ сериала «Школа» по «Первому» ― это фантастический, невиданный, негаданный-нежданный прорыв. Свежим воздухом повеяло с экрана, стало легче дышать. Дискуссия началась в обществе, мнения высказываются, факты вскрываются, позиции определяются. Запретить правду, потому что она развращает, или перестать лгать себе и детям? Тридцать минут без лжи два раза в день ― это много. Больше, чем гомеопатия.
И телевизор уже не для бедных. Богатые тоже смотрят. Дети ― хорошая объединяющая национальная идея. А то все искали, да не там.

Если так дело пойдет, можно расширять сериальное производство и круг тем. А что, например, будет, если снять сериал «Госдума»? Не глянцевый, как сейчас в новостях, а реальный, с прыгающей камерой, в документальной манере? Или сериал «МВД» с реальными милиционерами, у которых пушки стреляют в граждан сами по себе, случайно? В стиле Тарантино что-нибудь. Хорошо пошли бы сериалы «Газпром», «ЮКОС», «Московская мэрия». А что если... А вдруг когда-нибудь... Ах, если бы снять сериал «Вертикаль»! Никто бы рейтинг даже не смог подсчитать. Все пипл-метры сошли бы с ума, показали бы долю в 200 процентов от всей совокупной аудитории. Как на выборах.

Но правильно, что начали с детей. В правде много калорий. Больше, чем в школьном завтраке.