Денацификация

О том, как в Германии исправляли ошибки прошлого

Георгий Бовт
Политолог
Даша Зайцева/«Газета.Ru»

С недавних пор, после 24 февраля, у нас в народ пошел термин «денацификация». Обыватели, наверное, не очень хорошо себе представляют, как на практике могла бы (если будет) проходить «денацификация» в соседней стране, где идет спецоперация. Поэтому обратимся к истории. Как это было в Германии и присоединенной к ней в результате «аншлюса» Австрии.

Главной предпосылкой денацификации Германии была, прежде всего, военная победа (по-нашему – снос режима плюс оккупация страны) над ней и согласие антигитлеровской коалиции такой процесс проводить.

В ходе Потсдамской конференции летом 1945 года был достигнут консенсус между державами-победительницами в том, что денацификация германского и австрийского общества должна носить комплексный характер, касаясь не только сугубо политической сферы, но и культуры, прессы, экономики, образования и, конечно, юриспруденции.

Также договорились, что денацификация не может проводиться по внутренним законам страны – ни Третьего рейха, ни более ранней Германии. Она проводилась изначально на основе внешнего управления в лице Контрольного совета (совместно образованный СССР, США, Великобританией и Францией орган), который и принял основные законы о денацификации. Он же создал специальные суды (вне прежней судебной системы), которые рассматривали соответствующие дела. А дела о преступлениях немцев против союзников вообще рассматривали только трибуналы самих союзников.

Так что денацификация в правовом отношении началась с полного «обнуления» нацистской судебной системы. Без этого «обнуления» она вообще была бы невозможна.

Лишь спустя два года после начала денацификации немецким судам (из тщательно отобранных союзниками судей и под жестким надзором союзников) было дано право рассматривать дела о нацистских преступлениях против своих граждан.

Впрочем, отобрать только «кристально чистых судей» оккупационным властям все равно не удалось. Так, к примеру, англичанам и американцам пришлось фактически смириться с тем, что 60-70% судей и обвинителей были набраны из бывших членов нацистской партии. А где было взять «беспартийных судей»? В советской зоне оккупации денацификация в этом плане проводилась проще и в чем-то, может быть, эффективнее. Во-первых, там меньше заморачивались юридическими тонкостями, во-вторых, взяв сразу же курс на «строительство социализма», приступили к радикальной переделке всего общественного строя по советскому образцу.

Союзниками-победителями были определены четыре категории подлежавших суду и (или) преследованиям «военных преступников, нацистов и милитаристов»: главные военные преступники; просто преступники, извлекшие выгоду из сотрудничества с нацистским режимом; второстепенные преступники; последователи/активные сторонники. Самые суровые наказания ждали тех, кто шел по первой категории – тюрьма до десяти лет с конфискацией имущества и последующим ограничением в правах. Тяжесть наказания для второй категории была практически такая же. Те, кто шел по третьему разряду, могли отделаться испытательным сроком (на два-три года) с поражением в правах. Четвертая категория была ограничена в передвижениях и связана обязанностью являться периодически в полицию.

Только в Германии под пристальным кураторством оккупационных сил было создано 545 трибуналов (в составе председателя, обвинителя и двух-трех экспертов). Эта система была далека от «независимого судопроизводства» – все контролировалось оккупантами-союзниками. Хотя право на адвоката оставили, а проходившим по первой и второй категории дали право самим собирать и приводить аргументы и доказательства, которые могли бы смягчить их вину. Через эти трибуналы прошли 3,4 млн немцев. При населении Западной Германии в 1946 году 65,9 млн человек. Всего вместе с гражданами Австрии было осуждено 613 тысяч человек, из них главными военными преступниками признаны 1600 человек.

При этом только через ряды СС в разные годы прошло около миллиона человек, в НСДАП состояло 7,5 миллионов человек, вермахт переварил 18 миллионов, а гитлерюгенд 8 млн. Можно себе хотя бы по этим цифрам представить масштаб промывки мозгов.

В Австрии все прошло еще мягче. Более 100 тысяч бывших членов НСДАП были сразу поражены в правах и уволены с гражданской службы (всего в качестве таковых экс-членов зарегистрировались 500 тысяч человек). Под обвинительные приговоры попали 13 тысяч человек, виновных в военных преступлениях, но лишь 43 из них приговорили к высшей мере. Ну а в 1948 году почти полмиллиона бывших членов НСДАП чохом в правах восстановили.

Приговоры, скажем, немецких судов были, конечно, намного мягче, чем те, которые выносили трибуналы союзников. В основном осужденные попадали в четвертую категорию или их вовсе оправдывали. Однако важен был сам по себе принцип: немцам (и австрийцам) оккупационные власти жестко дали понять, что наказуемо может быть любое сотрудничество с нацистским режимом. И что такие аргументы, как «не был, не состоял, не участвовал» сами по себе не синонимичны презумпции невиновности: свою невиновность и непричастность надо было доказывать.

Фактически все немецкое общество подверглось большой чистке. В процессе денацификации должен был принять участие каждый совершеннолетний (старше 18 лет) гражданин Австрии и Германии, хотя до полного охвата дело так и не дошло. Без того чтобы заполнить соответствующую анкету из 133 пунктов, было очень трудно получить продуктовые карточки, например (надо было предъявить квитанцию). Некоторые предпочитали их даже не получать, чтобы не светиться, или оттягивали этот момент. Ответы проверялись союзниками-победителями на основе попавших в их руки архивов. Надо отдать должное немцам, они хорошо вели учет и контроль, потом эта оплошность была учтена и после объединения Германии: архивы восточногерманской спецслужбы «штази» попытались уничтожить, но все равно кое-что осталось.

В то же время немецкое и австрийское общество на низовом уровне довольно активно сопротивлялось проводимой оккупационными властями политике денацификации. Люди фальсифицировали свои анкеты (далеко не все сведения, указанные там, можно было проверить), помогали фальсифицировать друзьям и соседям, шли свидетельствовать на стороне защиты и не очень охотно соглашались выступать на стороне обвинения. Надеясь, разумеется, на ответные услуги. Имело значение, на каком этапе тот или иной гражданин заполнял анкету. Те, кто попал в первую волну, были наказаны жестче. Те, кто медлил с заполнением, дождались периода заметного ослабления репрессий. Если бы тогда были соцсети и вообще интернет, то, конечно, выявление виноватых и непричастных пошло бы гораздо эффективнее. Но их не было.

Ну и затем вмешалась большая политика: на фоне развернувшейся холодной войны западные союзники существенно смягчили судебную практику денацификации, а с 1948 года в этой сфере вообще все полномочия были переданы самим немцам. Спустя некоторое время многие даже из осужденных преступников всплыли на весьма неплохих должностях в ФРГ.

Можно сказать, что и в Западной Германии, и в ГДР денацификация произошла все же на практике не только, а может быть, и не столько благодаря соответствующим судам и трибуналам, а в силу того, что обе части Германии были быстро интегрированы в западное или социалистическое сообщество, где им пришлось подстраиваться под задаваемые извне реалии и нормы. Поэтому можно с уверенностью утверждать, что и западным союзникам, и СССР удалось убить идеи нацизма, по крайней мере низвести до уровня маргинальных на десятилетия вперед.

Однако ни тем, ни другим не удалось в полной мере наказать всех, кто был так или иначе причастен к становлению и поддержанию нацистской системы. Впрочем, в новых условиях холодной войны с какого-то момента такая задача больше и не ставилась.

В этом смысле «внешнее управление» и влияние, конечно, сыграли решающую роль. Внутри самой нацистской Германии не было никаких собственных внутренних здоровых сил, способных строить новое общество на каких-либо, кроме нацистских, основах.

Под жестким кураторством извне были в корне переделаны не только судебная и политическая система, но и система образования, денацификации подвергнута была вся культура и все гуманитарные науки. Отдельная большая работа была проведена с топонимикой: из названий улиц исчезло все, что могло ассоциироваться с периодом нацизма. Важнейшей частью работы стала полная переделка всех СМИ в стране, которая, по большому счету, была проведена уже позже, с появлением нового поколения, выросшего, опять же важно, на совершенно новых учебниках, примерно с 1960-х годов. И тут снова важно подчеркнуть: процесс углубленной денацификации, с перекройкой мозгов всего населения, растянулся на долгие годы. При том что сам Третий рейх просуществовал всего-то меньше 13 лет.

И все это время Германия находилась под оккупацией, ее также постепенно встраивали в западный или восточный блоки, каждый со своими «ценностями».
И даже в таких условиях через десять лет после разгрома нацизма, в Западной Германии не менее половины населения (проводились такие опросы) относились к Гитлеру с уважением, полагая, что если бы он не полез в войну, то вошел бы в историю великим правителем.

Опираясь на этот исторический опыт, можно осторожно задаться вопросами о том, как аналогичный процесс мог бы выглядеть на практике в соседней стране Украине по результатам спецоперации в случае ее максимального успеха. Есть ли тут план? Потребуются ответы хотя бы на такие вопросы. Кто, какие органы могли бы этим заниматься, разрабатывать документы, регламентирующие весь процесс? Как юридически, на основании каких норм именно в данном случае будут определяться «нацизм» и «военные преступления»? Кто вообще возглавит организационно весь процесс, если речь (по крайней мере сейчас) не идет о смене режима и долгосрочной оккупации страны? Могут ли быть какие-то гарантии, в том числе внешние, что этот процесс вообще будет запущен и признан легитимным (а значит, необратимым)? Какие структуры могли бы заниматься расследованием преступлений и на основе каких законов и правил? Какие при этом могут быть задействованы суды? Кто будут судьи и как их подберут? Как на практике можно осуществить этот процесс в гуманитарных науках, в образовании, культуре топонимике? Кто будет писать новые учебники, делать новые телепередачи и снимать новые фильмы? Что, наконец, будет считаться критерием успешности денацификации и сколько она продлится? Без ответа на эти во многом чисто практические вопросы сам процесс денацификации лучше даже не начинать, ограничившись более реалистичными задачами.

Автор выражает личное мнение, которое может не совпадать с позицией редакции.