Как разбогатеть безнаказанно

Георгий Бовт
Политолог
Wikimedia Commons

Что хуже — неравенство или несправедливость? Согласно распространенному представлению о России как стране, якобы тяготеющей к уравниловке («не то плохо, что у тебя коровы нет, а то хорошо, что она у соседа сдохла»), может показаться, что первое. Однако, как показывают опросы, примерно две трети россиян как раз к неравенству как таковому относятся скорее терпимо и призывов все отнять и поделить не разделяют.

Но до 80% считают при этом нынешнюю систему распределения доходов в стране несправедливой.

К тому же исторически тяга к справедливости, даже если таковая противоречит формально закону, – едва ли не важнейшая наша «скрепа». Однако в общественном дискурсе практически отсутствует обсуждение того, как сделать неизбежное в условиях рыночной экономики неравенство более справедливым. Что кажется странным в условиях разворачивающейся предвыборной кампании. Самое время обсудить бы. Помимо борьбы с бедностью, что важно, но недостаточно для устойчивого развития страны. Одной из главных угроз которому во всем мире теперь признается нарастающее имущественное расслоение (прежде всего, за счет размывания среднего класса).

Факты впечатляют. Так, по данным благотворительной организации Oxfam (они были опубликованы накануне только что прошедшего Всемирного экономического форума в Давосе), в руках 1% населения Земли оказалось 82% богатства, появившегося в 2017 г. Десять наиболее богатых людей мира владеют состоянием примерно таким же, как половина населения Земли. За последние четверть века доходы беднейших 10% населения планеты в результате развития мировой экономики выросли примерно на 3 доллара, тогда как доходы 1% богатейших людей мира – почти в 190 раз. Это они в полной мере вкушают плоды прогресса. А остальным такой «прогресс» зачем? В богатейшей экономике мира – американской – такая модель распределения дублируется. Впрочем, скорее, это мировая экономика дублирует американскую модель. Сегодня 400 богатейших американских семей владеют имуществом примерно таким же, как 50% населения страны. В конце 70-х годов ХХ века богатейшие домохозяйства США из числа «топ 0,01%» были «всего лишь» в 220 раз богаче среднего американца. Сегодня – в 1220 раз.

В плане несправедливости распределения результатов развития «передовые» экономики немногим лучше стран Третьего мира. В последние 7 лет на фоне выхода из финансового кризиса и повышения темпов роста развитых стран богатство миллиардеров прирастало в среднем на 13% ежегодно, а зарплаты наемных работников – лишь на 2% в год.

Для большинства экономистов мира стало аксиомой: чрезмерное неравенство ограничивает рост экономики. В МВФ считают, что при увеличении доходов богатейших слоев населения и снижении беднейших на 1% экономика замедляется на 0,08 процентных пункта, а при росте доходов беднейших – ускоряется на 0,38 п. п. К сожалению, не доводилось встречать аналогичных расчетов, сделанных на отечественном материале. Возможно, они просто отсутствуют, учитывая прискорбный характер в целом независимой экспертизы и анализа в самых разных сферах.

Помимо сжатия потребительского рынка и, как следствие, угнетения реального сектора экономики (богатые вполне удовлетворятся импортом), происходит социальная деградация широких слоев населения, консервация отсталой структуры экономики с большим количеством неквалифицированных рабочих мест.

Талантливым и предприимчивым людям трудно найти себе место в такой экономике: они либо сами деградируют, либо эмигрируют, усугубляя тем самым и без того нерадостную картину в депрессивных регионах, число которых в таких «несправедливых экономиках» только множится.

Если посмотреть по этому показателю на российские регионы, то, несмотря на относительную результативность усилий федерально центра по выравниванию уровня экономического развития, разрыв благосостояния регионов по валовому региональному продукту по прежнему превышает, по разным оценкам, 15-20 раз.

Россия принадлежит к числу стран с высоким уровнем неравенства. Разрыв между самыми богатыми 10% и самыми бедными 10% составляет примерно 14 раз.

Коэффициент Джини (показатель расслоения общества) примерно равен 40-41 для России (хотя некоторые эксперты оценивают его на уровне 46-47). Для сравнения, по ЕС – около 30. Наш показатель, конечно, ниже, чем в худших по этому признаку «несправедливости» странах Латинской Америки или в ЮАР (ближе к 60), но уже приближается к США (46). Российский коэффициент Джини приблизительно равен аналогичным показателям Аргентины, Китая и Турции. Но по некоторым показателям ситуация с распределением богатства у нас хуже американской. Так, по данным организации Global Wealth Report, 1% богатых россиян владеет 75% национального богатства. Среднемировой показатель – 45-46%, среднеевропейский - примерно 30%, в Японии —менее 20% (данные консалтинговой компании Knight Frank на 2016 год). Поскольку с точной оценкой состояния наших «топовых богатеев» имеются проблемы (слишком высока доля офшоризации и «теневого владения» активами), возможно, ситуация даже еще хуже. Правда, та же «теневая экономика» позволяет недооценивать доходы и беднейших слоев: они могут на деле быть не так бедны, скрываясь с «тени» от государства.

Нарастание неравенства в России, как и в других странах, происходит во многом за счет размывания так до конца и не сложившегося у нас среднего класса. Что ведет к деградации демократических институтов, архаизации общественных отношений и культуры в целом.

Тут стоит привести высказывание нобелевского лауреата Пола Кругмана: «Общество среднего класса не появляется автоматически по мере развития экономики; его необходимо создавать политическими средствами». Именно средний класс является главной социальной опорой стабильных демократических институтов. И укреплять его, по идее, должно быть важнейшей задачей политического класса.

Однако пока прискорбной спецификой России надо признать большое количество «работающих бедных». Это учителя школ и преподаватели вузов, врачи, медработники и ученые. Это многие высококвалифицированные специалисты. Это те люди, которые, по идее, должны быть цветом нации, ее культурной и интеллектуальной элитой, но по факту многие из них претендуют на, то чтобы превратиться в отбросы общества.

Среди бедных много молодых семей, что совсем дико на фоне демографического кризиса в России (средний возраст населения – около 40 лет): рождение ребенка, а особенно двух почти моментально вгоняет большинство семей если не в состояние малообеспеченных/нищих, то постоянно нуждающихся.

Проблема растущего социального неравенства не получает пока должного отражения ни в общественном дискурсе, ни на уровне соответствующих правительственных программ (по его преодолению). Хотя уже постоянным «вторым планом» присутствует предложение о возврате к прогрессивной шкале налогообложения. Помимо того, что некоторые инициаторы видят в этом один из способов просто пополнения казны в трудные времена (с отнюдь не очевидным результатом), прогрессивный налог рассматривается как чуть ли не панацея в плане достижения большей социальной справедливости. Однако это не так. Современная глобальная экономика дает возможность так диверсифицировать бизнес и доходы, что «слинять» от прогрессии в иную юрисдикцию не составит никакого труда. Что, кстати, сделали многие представители российского олигархата даже при отсутствии прогрессивной шкалы. Они так отреагировали на политику «деофшоризации».

По опыту других стран, именно богатейшие люди имеют больше возможностей по совершенно легальной оптимизации своих налогов, нежели все остальные. В конкретных российских условиях такие меры могут привести к еще большему размыванию (вплоть до его исчезновения) среднего класса даже при прогрессивном налогообложении, вся тяжесть которого на средний класс и ляжет.

В большинстве стран мира прогрессивная система налогообложения существует. К примеру, в Норвегии, вообще в Скандинавии и в большей части Европы она привела к более справедливому распределению богатств, а вот в США и в Латинской Америке – нет.

Потому что система налогообложения работает в контексте общественно-экономических отношений и в связке с определенным образом настроенными политическими институтами.

Помимо этого, в разных странах предлагают и опробуют другие способы социального выравнивания. В какой степени эти методы борьбы с бедностью и сверхнеравенством могут быть применимы у нас?

В странах Третьего мира уже не первое десятилетие пропагандируют такую форму, как микрокредитование. По идее, это должно служить как финансовый стартап для бедных. Они на небольшие деньги начинают, скажем, какой-нибудь нехитрый бизнес. За это дали Нобелевскую по экономике. Однако мы и тут идем своим путем. Объем микрокредитования растет сумасшедшими темпами. В 2016 году рост составил 28%, до 90 млрд руб. (данные «Эксперт РА») По данным компании «Домашние деньги», в 2017 году совокупный объем портфеля микрозаймов достиг примерно 242 млрд рублей (включая МФО, кредитные кооперативы и ломбарды), рост за год — 30%. На сегодня на одно домохозяйство в России со средним заработком его членов менее 35 тыс. рублей приходится около 0,7 займа. Есть области, где на такую семью по 2-3 займа. Привело ли это к росту мелкого предпринимательства? Ничуть. Эти деньги идут на текущее потребление, латая дыры в системе соцобеспечения в том числе. А также являясь еще одним свидетельством того, что отечественная банковская система не работает толком на кредитование экономики.

Ровным образом нет эффективных механизмов государственного субсидирования ипотеки (успешно работавшая соответствующая программа была свернута в прошлом году). Ни в одном регионе России не работает система строительства массового жилья для социального найма (без права приватизации), хотя разговоров про это было в свое время предостаточно.

Региональным властям проще сбагрить земли под застройку частным застройщикам, строящим «бетонные джунгли» без социальной инфраструктуры, чем заниматься самим социально-ответственной жилищной политикой, довольствуясь «жалкими» 3-5% доходов от сдачи социального жилья в долгосрочную аренду не очень состоятельным гражданам. Доля социального жилья по стране не превышает 15%, среднемировой уровень — не менее 30%.

Недавно объявлено о таких важнейших мерах поддержки семей с детьми (первых кандидатов на пополнение рядов бедняков), как выплата пособий на первого ребенка. Наряду с «материнским капиталом» это важное подспорье. Однако если уж говорить о перекраивании налоговой системы в плане борьбы с чрезмерным расслоением общества, то давно пора перейти от индивидуального налогообложения к обложению домохозяйств (для семей с детьми, в первую очередь), более адекватно оценивая доход на каждого члена семей и применяя точечно разные налоговые льготы для семей с детьми.

Введение принципа почасовой оплаты труда с введением общефедеральной минимальной ставки.

В Америке к этому принципу перешли еще в годы «Нового курса» Франклина Рузвельта. Именно как к мере по борьбе с бедностью. В конкретных российских условиях это, в частности, сократит возможности для статистических манипуляций с двумя-тремя ставками, чтобы формально соответствовать, скажем, нормативам известных «майских указов» президента, которые часто за счет таковых манипуляций (частично) и выполняют региональные власти.

Важный ресурс – борьба с неравномерным распределением доходов на уровне корпораций и предприятий.

Данная проблема отчасти осознана на уровне экспертного сообщества в США как потенциально угрожающая стабильному развитию экономики. Разрыв между доходами CEO и медианной (не средней, это более точный показатель) зарплатой наемных работников данной корпорации в американских компаниях в 1970-х составлял максимум 20 раз. Сейчас – более 300. Для сравнения: в японских крупных компаниях он и сейчас меньше, чем в США полувековой давности (примерно 1:16). Одним из средств сокращений такого разрыва могут быть налоговые льготы или санкции. В Калифорнии, например, принят закон, по которому если доходы топ-менеджеров превышают медианную зарплату по компании более чем в 200 раз, то налог на прибыль для компании увеличивается. Если меньше – снижается. В Германии и других странах практикуется включение в обязательном порядке представителей наемных работников в советы управляющих.

Есть еще такой механизм, как наделение акциями фирмы или опционами не только топ-менеджмент, но и рядовой персонал. У нас несколько лет назад активно было начали обсуждать аналогичные меры – по предельным ограничениям доходов топ-менеджеров и руководителей предприятий по сравнению со средней зарплатой, в том числе говорили о надобности ограничить размеры «золотого парашюта». Но как-то потом все это рассосалось. И на сегодня не только российские топ-менеджеры в том числе государственных (!) корпораций зарабатывают в разы больше своих в том числе американских «коллег», причем часто вне зависимости от результатов деятельности компании, эффективности руководства топ-менеджмента, но и разрыв между этими сверхдоходам и медианными доходами по компании – также намного выше американских.

Западные экономисты в качестве одного из средств преодоления сверхнеравенства стабильно называют расширение возможностей для получения образования. Это верно, но нам для начала надо перестать финансировать систему образования по остаточному принципу, а преподавателей всех уровней содержать на уровне полунищих.

Из этой же области – обеспечение определенных стандартов услуг в медицинской области. Если требуется, то на основе введения принципов страховой медицины для всех. Так все равно будет честнее, люди все равно уже по факту платят за медобслуживание, но без всяких гарантий.

Если говорить о прогрессивной налогообложении, то такая прогрессия должна применяться к только реально состоятельным категориям населения, при освобождении от налогов реально малоимущих.

Однако, во-первых, в нынешних российских условиях на практике этот приведет к «жлобству» региональных властей, как это уже произошло в случае с налогами на недвижимость, которые сплошь и рядом волюнтаристски завышены, порой в разы. Во-вторых, реальная оценка уровня благосостояния невозможна без внедрения адекватной оценки соответствия доходов и расходов. Между тем в своем нынешнем состоянии российские политические институты не готовы к эффективному и справедливому администрированию ни первого, ни второго. Так чтобы в интересах большинства и, когда требуется, в ущерб состоятельному классу государственных капиталистов-чиновников. Впрочем, это во многом касается и всех других методов установления социальной справедливости.