Цивилизация
Краснов и Шкуро
У каждого из простых казаков и их высших командиров был свой путь во Второй мировой войне. Наиболее примечательным персонажем являлся, бесспорно, Петр Краснов – генерал еще Русской императорской армии, атаман Всевеликого войска Донского и крупный эмигрантский писатель. В русско-японскую войну он лазил по сопкам Маньчжурии в качестве военного корреспондента. Сразу после Октябрьской революции в 1917 году пытался подавить большевистский мятеж, попал в плен под Петроградом и был выпущен под честное слово не воевать против советской власти.
Однако Краснов уехал на Дон, где выдвинулся в атаманы и принял участие в формировании казачьей армии. Чуть позже военачальник вступил в конфронтацию с главнокомандующим белой Добровольческой армией Антоном Деникиным. Этому генералу, союзнику Антанты, не нравились ориентированность Краснова на Германию и сепаратистские устремления: атаман не скрывал намерений обособить Донскую республику от остальной России.
Деникин стремился к объединению всех антибольшевистских сил. Краснов отказывался подчиниться генералу, сам претендуя на лидерство в Белом движении. Развязка в этом конфликте наступила после неудачных попыток Донской армии отбить у красных Царицын и поражения Германии в Первой мировой войне. Краснову пришлось уступить, уйти в отставку и отбыть в эмиграцию. Казачьи войска объединились с добровольцами, как и желал Деникин. За границей Краснов сосредоточился на писательской деятельности, втайне мечтая взять реванш у большевиков и вернуться в Россию.
Андрей Шкуро считался бесспорным героем Гражданской войны в рядах Белого движения.
Лихой наездник, отважный и харизматичный лидер, он снискал славу и завоевал авторитет среди кубанских казаков. Выдвижение Шкуро началось еще в Первую мировую и продолжилось в разгар русской междоусобицы: всего за несколько лет он проделал путь от сотника до генерала.
По воспоминаниям белогвардейцев, чтивших порядки старой императорской армии, Шкуро не был офицером в привычном понимании, а представлял собой скорее нередкий для Гражданской войны тип партизанского вожака. Его казаки носили шапки из волчьего меха и привинчивали к ним волчьи хвосты, а в бою издавали клич, имитируя вой волка. Шкуро очень не любил генерал Петр Врангель: в своих мемуарах он жестко критиковал развязность этого военачальника, склонность к выпивке и низкую дисциплину в его войсках. Менее резкий в оценках генерал Петр Махров, начальник штаба у Деникина и затем у Врангеля, отдавал должное боевым заслугам Шкуро, который многократно и результативно «бил красных». По словам Махрова, однажды Шкуро сказал в его присутствии: «Я в вашей стратегии, господа, ни черта не понимаю. Вот хороший набег сделать – это я умею».
«В лице Шкуро я встретил человека сердечной простоты и доброты, без дерзновенных притязаний, — отмечал начштаба ВСЮР. — Слухи о его пристрастии к пьянству совершенно не соответствовали действительности. Его обвиняли в еврейских погромах, но на самом деле он этого не допускал. Правда, он налагал контрибуции на евреев в занятых им городах. Этими деньгами Шкуро помогал вдовам и сиротам своих казаков».
Если при Деникине казачий генерал неизменно занимал высокие посты, то Врангель, едва вступив на должность главнокомандующего, поспешил избавиться от раздражавшего его претендента на высокий статус. Поэтому в мае 1920 года Шкуро пришлось покинуть Крым, где начиналась «врангелевская эпопея» в истории Белого движения.
В последующие годы Шкуро оставался не у дел, зарабатывая на жизнь съемками в немом кино и работой в берлинском цирке: как наезднику ему не было равных.
Судя по высказываниям и записям генерала, даже на фоне других белых офицеров он выделялся жгучей ненавистью к большевикам. Во время Второй мировой войны позиции белой эмиграции разделились. Так, Деникин осудил нападение Германии на СССР и, по одной из версий, прислал вагон с медикаментами, чем озадачил Иосифа Сталина, а Махров 23 июня 1941-го потребовал от советского посла в Париже записать его рядовым в РККА.
«Большинство этих людей вело вооруженную борьбу с коммунизмом»
Незначительная часть эмигрантов решила выступить против СССР на стороне Третьего рейха. Краснов и Шкуро были в первом ряду этой «фракции». Им обоим приписывают фразу: «Хоть с чертом против большевиков». Переоценивать вклад ветеранов-белогвардейцев в военные действия, конечно, не стоит. Ни 57-летний Шкуро, ни тем более 75-летний Краснов не воевали с красноармейцами, как в Гражданскую: их роль сводилась к пропаганде. Подготовленные Шкуро казаки при этом боролись с красными партизанами Иосипа Броз Тито в Югославии. Многие из них рассматривали такое участие в войне как единственный способ защитить своих родственников. Начиная с 1941 года, титовцы нападали на семьи русских эмигрантов на оккупированной немцами югославской территории, жестоко расправляясь и с безоружными, и с теми, кто мог дать отпор.
Одни казаки, выступившие с оружием в руках на стороне нацистской Германии, после Гражданской войны проживали в Европе и никогда не имели советского гражданства. Другие, граждане СССР, присоединились к немцам во время оккупации Ростовской области и затем ушли вместе с отступившим вермахтом.
«Большинство этих людей, начиная с 1917 года, вело вооруженную борьбу с коммунизмом, — отмечается в книге «Великое предательство. Выдача казаков в Лиенце и других местах (1945-1947)». — Одни вынужденно эмигрировали из России в 1920-м и продолжили свое участие в походе против большевиков с началом Второй мировой войны в Европе. Другие, испытавшие на себе в СССР расказачивание и голод, «черные доски» и репрессии двадцатых-тридцатых, с приходом в 1942 году на казачьи земли немцев оказали сопротивление советской власти и отступили с германскими войсками в 1943-м, уходя десятками тысяч вместе с семьями, хорошо понимая, что ждет их в результате «освобождения».
Ко времени окончания Второй мировой войны на территории Германии и Австрии, а также, частично, во Франции, Италии, Чехословакии и некоторых других государствах Европы, по данным Главного управления Казачьих войск (ГУКВ), находилось до 110 тыс. казаков.
Из них свыше 20 тыс., включая стариков, женщин и детей, — в Казачьем стане походного атамана Тимофея Доманова, в южной Австрии, на берегах реки Дравы у Лиенца. До 45 тыс. человек составляли 15-й Казачий Кавалерийский корпус под командованием генерал-лейтенанта Гельмута фон Паннвица, сосредоточенный в том же регионе севернее города Клагенфурта.
Много казаков в виде отдельных сотен, эскадронов, рот, взводов и команд находилось в разных немецких частях, а также было разбросано по территории Германии и Австрии — в немецких военных учреждениях, на фабриках, на работах у крестьян и т. д. Кроме того, они состояли в частях Русского корпуса в Сербии под командованием Анатолия Рогожина и в Русской освободительной армии (РОА) генерала Андрея Власова.
По мере продвижения Красной армии в Европу казаки стремились все дальше на Запад. Они надеялись достигнуть территорий, занятых армиями Великобритании и США, и просить о политическом убежище. Согласно Ялтинскому соглашению союзников по антигитлеровской коалиции, стороны приняли на себя обязательство вернуть перемещенных лиц в страны их гражданства. 11 февраля 1945 года были заключены двухсторонние советско-американское и советско-английское соглашения о взаимной репатриации советских, американских и английских граждан. Репатриации не подлежали белоэмигранты, не являвшиеся гражданами СССР. Однако в случае со значительной частью белого казачества это условие было нарушено.
«Лучше смерть здесь, чем отправка в Советский Союз!»
28 мая 1945 года англичане под предлогом проведения «конференции» обманом выманили казачьих командиров в австрийский Шпиталь. Прибывших офицеров и генералов во главе с Красновым и Шкуро в количестве от 1,5 до 2,5 тыс. человек изолировали от основной казачьей массы и заключили под арест. 29 мая их насильно посадили в машины и перевезли в Юденбург. Вечером того же дня обоих военачальников допросили сотрудники НКВД. По возвращении они рассказали, что представителей СССР интересовали события Гражданской войны. Простым казакам объявили, что их начальники в Лиенц уже не вернутся.
По свидетельству Краснова, в ночь с 29 на 30 мая «генерал Шкуро почти безостановочно «весело» беседовал с советскими офицерами и солдатами, заходившими к нам в комнату. Они с интересом слушали его рассказы о Гражданской войне 1918–1920 гг. Старые советские офицеры пробовали ему возражать, но Шкуро на это им сказал:
— Лупил я вас так, что пух и перья с вас летели!
Это вызвало взрыв смеха у солдат и смущенные улыбки на лицах офицеров».
30 мая англичане объявили, что все находящиеся в долине Лиенца казаки будут отправлены в СССР. На ответное заявление о том, что добровольно никто из казаков не поедет, англичане посоветовали не сопротивляться и пригрозили в случае необходимости применить силу.
Оставшись без лидеров, казаки не знали, как реагировать на услышанное, и что предпринять. На всех бараках лагеря Пеггец, по дорогам и даже на отдельных палатках казачьего бивака реяли черные флаги, а во многих местах были выставлены плакаты на английском языке: «Лучше смерть здесь, чем отправка в Советский Союз!».
Арестованных генералов между тем на грузовых машинах привезли в Грац, где на ночь поместили в тюрьме, предварительно обыскав.
31-го их перевезли в советскую оккупационную зону под Веной. Утром 1 июня на грузовиках всех доставили в Баден, где находился штаб СМЕРШа. На ночь генералов поместили в пяти подвальных комнатах одной из вилл, предоставив кровати. У них отобрали ножи и шпоры, причем у Шкуро еще раньше похитили шашку с бриллиантами – возможно, это сделал английский офицер. В Бадене казачьих генералов сфотографировали группой. Краснов отмечал, что относились к ним хорошо.
К Шкуро практически ежедневно приезжали высшие офицеры РККА — участники Гражданской войны. Советский разведчик Борис Витман свидетельствовал, что «беседы были вполне мирными, в виде бесконечных устных мемуаров, конечно же, с сочным матерком: «А помнишь, как я распушил твой левый фланг?» — «Ты лучше расскажи, как я тебе двинул в «лоб». Вино лилось рекой, обеды доставлялись из лучших ресторанов Вены. Ничто вроде бы не предвещало кровавого конца...».
1 июня 1945 года в казачьих лагерях Пеггетца и Обердрауберга англичане предприняли попытку начать погрузку интернированных. Следствием этого явился ряд инцидентов, в результате которых появились жертвы среди казаков, женщин и детей. Некоторые погибли от рук англичан, иные покончили жизнь самоубийством, отмечал историк Александр Дерябин.
«В пять часов утра 1 июня духовенство с Крестным ходом вышло на лагерный плац, — рассказывала свидетельница событий М. Леонтьева. — Началась литургия и молебствие. Казаки и юнкера заключили в тесный круг стариков, женщин, детей и инвалидов. Пели несколько казачьих хоров. В восемь часов утра в лагерь стали вкатываться английские грузовики, покрытые желтыми брезентами. Толпа заколебалась, но служба продолжалась. Из грузовиков, остановившихся вдоль всей площади, стали выходить английские солдаты, вооруженные автоматами и палками. Они обходили толпу, беря ее в кольцо.
Духовенство продолжало литургию, и в тот момент, когда началось причастие, солдаты с грубой руганью на английском и русском языках бросились на толпу.
Ударами палок и прикладами винтовок они старались разорвать цепь казаков, крепко державших друг друга за руки. Раздалась трескотня пулеметов, полилась кровь. Падали мертвые и раненые. Солдаты хватали их и бросали в грузовики. Казаков, падавших на землю, били палками, прикладами, стреляли в них. И мертвых, и раненых, и живых, как дрова, бросали в машины. Когда грузовики наполнялись, они под конвоем мчались к железнодорожной станции, где людей тем же способом перебрасывали в товарные вагоны, которые когда наполнялись, немедленно пломбировались. Когда толпа под натиском солдат стала отступать, она свалила забор лагеря и вышла на поляну за ним. Но здесь она была окружена танками».
Некоторым казакам удалось бежать в леса и горы. При поимке их расстреливали на месте. И все же отдельные группы прорвались из оцепления и уцелели. Рогожин в своей книге «Русский корпус. 1941-1945» упоминал об отряде из 70 офицеров и казаков 15-го казачьего корпуса, четырех священников и нескольких сестер милосердия: «Эта группа упорно сопротивлялась выдаче и, несмотря на все устрашающие меры, остались непоколебимы, доказывая, что они русские эмигранты из Югославии и, как таковые, выдаче Советам не подлежат. Они много пережили, случайно уцелели от расстрела и, наконец, были освобождены приказом высшего английского начальства».
Но таких было совсем немного. По мнению спасшегося от выдачи казака Ивана Зубенко, убежать смогли примерно 10%.
«1 июня грузились для выдачи Советам казаки 1-го и 2-го Донских полков. Они грузиться отказались. По ним был открыт огонь из пулеметов. Было много убитых и раненых. Как и в станицах, на них были направлены броневики. Были раздавленные и искалеченные. Казаков гнали к вагонам и грузили в них. 1 и 2 июня происходило то же у горцев», — констатировал Зубенко.
Краснова, Шкуро и других генералов 4 июня доставили в Москву на пассажирском самолете «Дуглас», конвоировали на Лубянку и распределили по разным камерам. Пытки к заключенным не применялись. Следствие сильно затянулось из-за плохого самочувствия престарелого атамана. 16 января 1947 года их казнили через повешение. Приговор Военной коллегии Верховного суда СССР гласил: «…по заданию германской разведки они в период Отечественной войны вели посредством сформированных ими белогвардейских отрядов вооруженную борьбу против Советского Союза и проводили активную шпионско-диверсионную и террористическую деятельность против СССР».
«К 7 июня передача интернированных была завершена. Всего британскими военными властями в руки НКВД было передано в районе Лиенца 37 генералов, 2200 офицеров и около 30 тысяч казаков вместе с семьями, разделившими их судьбу. Основная часть несчастных была расстреляна или сгинула в сталинских лагерях; выжили буквально единицы», — заключал историк Дерябин.
По другим сведениям, англичане выдали СССР около 60 тыс. казаков и членов их семей.