Цивилизация
Макарова — на эскадру, Куропаткина — на армию
115 лет назад в эти дни Россия переживала последствия неожиданного нападения японского флота на русские корабли у Порт-Артура и Чемульпо, готовясь дать отпор агрессору в разворачивавшейся войне за влияние в Маньчжурии и Корее. Николаю II пришлось делать спешные назначения на высшие командные должности уже в условиях военной кампании, которая стремительно перекочевала и на сушу. Так, 18 февраля (по новому стилю) 1904 года патруль читинских казаков имел столкновение с японцами у города Коксан и захватил в плен вражеского офицера. А 21-го отряд японских разведчиков отбросил казачий разъезд в стычке за право занять Пхеньян.
Еще 14 февраля император назначил новым командующим Тихоокеанской эскадрой вице-адмирала Степана Макарова — опытного флотоводца, который заранее предсказал неизбежность боевых действий и указывал на недостатки русской обороны.
«Пребывание судов на открытом рейде даст неприятелю возможность производить ночные атаки.
Никакая бдительность не может воспрепятствовать энергичному неприятелю в ночное время обрушиться на флот с большим числом миноносцев и даже паровых катеров. Результат такой атаки будет для нас очень тяжел, ибо сетевое заграждение не прикрывает всего борта и, кроме того, у многих наших судов совсем нет сетей. Японцы не пропустят такого бесподобного случая нанести нам вред», — писал Макаров управляющему морским министерством Федору Авелану за несколько часов до нападения на русские корабли у Порт-Артура.
Макаров, с 1899 года служивший губернатором Кронштадта, сменял на новом посту вице-адмирала Оскара Старка, который командовал эскадрой в злополучном бою и которым в Петербурге были очень недовольны.
В обществе укоренилось мнение, что непосредственное руководство, в отличие от того же Макарова, оказалось полностью не готово к атаке. А через несколько недель в американской, европейской и русской печати даже распространилась версия о грандиозном бале, затеянном в ночь на 9 февраля (аккурат в момент нападения) по случаю именин Марии — жены Старка. Говорили, что бал открыл сам императорский наместник на Дальнем Востоке Евгений Алексеев вместе с именинницей. Ни в ходе, ни после войны ни Старк, ни Алексеев ни разу публично не опровергли факта проведения бала.
«Исход войны решится на суше, а не на море»
Однако, в отличие от вице-адмирала, Алексеев пошел выше, став главнокомандующим всеми сухопутными и морскими силами в Тихом океане. В октябре, после серии крупных поражений Русской императорской армии, он уступит должность главкома генералу Алексею Куропаткину. Ну а 20 февраля этот опытный военный, которому шел 56-й год, по приказу Николая II вступал в командование Маньчжурской армией, которой предстояло дать отпор японцам на суше.
Фигура Куропаткина остается одной из самых противоречивых среди всей военной элиты России до 1917 года.
В советское время генерал считался главным ответственным за поражение в войне, став символом катастрофы, посредственности, безволия и заведомой обреченности. Имя Куропаткина долгое время оставалось нарицательным: так «обзывали» опростоволосившегося полководца. В противовес ему, матросы крейсера «Варяг» в СССР считались настоящими героями. Например, в 1954 году в их честь устроили грандиозный праздник, посвященный полувековому юбилею легендарного боя.
Советская историческая энциклопедия давала генералу поистине разгромную характеристику:
«Куропаткин, не обладая талантом крупного военачальника, проявил нерешительность в руководстве войсками.
Боязнь риска, постоянные колебания, неумение организовать взаимодействие отдельных соединений, недоверие к подчиненным и мелочная опека характеризовали стратегию Куропаткина, что было одной из главных причин поражения в русско-японской войне».
Сегодня отношение к Куропаткину слегка потеплело. Современные историки отдают ему должное как одному из лучших стратегов Европы своей эпохи. Достаточно лояльные воспоминания о генерале оставили и многие его современники.
Легендарный генерал Михаил Скобелев при этом еще в ранний период предостерегал Куропаткина от претензий на высшие командные посты. Герою русско-турецкой войны 1877-1878 годов приписывают следующее изречение: «Помни, что ты хорош на вторые роли. Упаси тебя Бог когда-нибудь взять на себя роль главного начальника; тебе не хватает решимости и твердости воли. Какой бы великолепный план ты ни разработал, ты никогда его не сумеешь довести до конца».
«У Михаила Дмитриевича я многому научился, во многом ему подражал», – признавался сам Куропаткин.
В отличие от адмирала Алексеева, генерал Куропаткин считал, что исход войны будет решаться на суше, а не «битвой флотов»,
отмечается в научной статье историка Ольги Белозеровой «Об оценке стратегии генерала Куропаткина в Русско-Японской войне 1904-1905 гг.». Такое же мнение разделял вице-адмирал Макаров, отводивший флоту вспомогательную роль. Стратегия Куропаткина была построена с учетом знания противника, уникальности театра военных действий и его удаленности. Свою стратегию Куропаткин подчинял прежде всего конечному видению результата войны, но от него требовали немедленных побед. Исследователь полагает, что крайняя непопулярность военачальника в немалой степени обусловлена поиском виновных в поражении, а не качествами Куропаткина как специалиста своего дела.
Как доказывает Белозерова, критика в адрес командующего нередко была предвзятой и необъективной. Так, приписанный к Российской императорской армии немецкий корреспондент барон Эберхард фон Теттау, негативно высказываясь о войсках и командовании, стратегии и оперативных задачах в своей работе «Куропаткин и его помощники», с повышенной частотой употреблял слова «неумение», «незнание» и «нерешительность».
«Нельзя оценивать русских людей иноземным аршином»
Начальник управления разведки и управления транспорта 1-й Маньчжурской армии Николай Ухач-Огорович, знавший ситуацию изнутри, называл нападки «господ сочинителей» на командование по меньшей мере странными.
«Со стороны кажется, что объявлена колоссальная премия за памфлеты и пасквили по адресу начальников, участвовавших в последней кампании, — отмечал генерал. — Но еще более изумительно и то, что наши присяжные рецензенты до небес возносят сочинения, в коих имеются оскорбительные для нашей армии отзывы, к тому же ни на чем не основанные.
Куропаткин и большая часть его помощников – всей душой русские люди. Нельзя поэтому требовать, чтобы они вели войну на иноземный лад; нельзя оценивать деятельность русских людей иноземным аршином».
А в 1930-е группа военных медиков из США, работая над темой «Как командное звено от Николая II до Куропаткина сказалось на руководстве военными действиями», основываясь на англоязычной библиографии, в своих выводах отметила, что «Куропаткин был отлично подготовленным офицером, неиссякаемой энергии, солдатом типа Лорда Китченера, который придерживался движения по обеспеченным линиями и верил в широкомасштабную и тщательную подготовку и полную победу».
«Будучи компетентным лидером, Куропаткин как командующий не может нести полной ответственности, учитывая тот факт, что его руки были связаны политическими соображениями», — отмечалось в работе.
Американский ученый Брюс Меннинг относил Куропаткина к числу ключевых военных деятелей эпохи, характеризуя его неоднозначно: с одной стороны, личность бесспорно талантливая, заслуживающий уважения боевой ветеран, с другой, человек нерешительный, хороший исполнитель, но несостоятельный начальник.
Отставка и дневники
Нелишним будет заметить, что, подчиняясь воле Николая II, генерал добровольно оставил гораздо более комфортный и стабильный пост военного министра, который занимал ровно шесть лет.
28 февраля он выехал из Петербурга, и 15 марта прибыл в Ляоян в подчинение адмиралу Алексееву.
Хотя Куропаткин не раз говорил о том, что война будет затяжной и надо набраться терпения, в общественном сознании, подогреваемом прессой, успех должен был получиться скорым и всеобъемлющим. При этом у большинства не было и приблизительного понимания всей сложности ситуации.
Чего было не отнять у Куропаткина, так это чести. Когда уже при нахождении его на должности главкома сухопутными и морскими вооруженными силами армия не смогла победить в сражениях при Ляояне, Шахэ, Сандепу и Мукдене – самом масштабном, продолжительном и кровопролитном бою за всю кампанию – генерал сам просил об отставке, а чуть поостыв – о переводе на более низкую должность.
«Согласно повеления Вашего императорского величества, сдал сегодня должность главнокомандующего всеми сухопутными и морскими силами на Дальнем Востоке генералу Линевичу и выехал в Санкт-Петербург. В воздаяние всей моей прежней службы и участия во многих походах, прошу, как милости Вашего императорского величества, разрешить мне остаться на театре военных действий до той минуты, пока не грянет последний выстрел в войне с Японией. Полагаю, что с успехом смог бы принять командование одним из корпусов. Буду ждать решения Вашего величества в поезде по пути в Россию», — письмо генерала возымело эффект, и его развернули на полпути.
В дальнейшем Куропаткин командовал реорганизованной 1-й Маньчжурской армией, а его преемником на высшем посту с 16 марта 1905 года стал престарелый генерал Николай Линевич, участвовавший еще в Кавказской и Русско-турецкой войнах.
Известный генерал, а в начале русско-японской кампании – капитан Антон Деникин, знакомый с Куропаткиным по предвоенной службе, упоминал в своих мемуарах о богатейшем архиве полководца, который не упускал любую мелочь.
«В Шешурино помогал Куропаткину редактировать 4-й том «Отчета генерал-адъютанта Куропаткина о войне с Японией» мой приятель подполковник генерального штаба Крымов, — писал Деникин. –
Он рассказывал мне, что его поразило огромное количество дневников Куропаткина, в которых он день за днем описывал с величайшей подробностью обстоятельства своей жизни, военной и государственной деятельности.
Обращали на себя внимание пометки, сделанные на полях дневников рядом лиц, игравших историческую роль в судьбах страны: «Верно, такой-то...» Оказалось, что Куропаткин, записав бывший с кем-либо важный разговор, при следующем свидании просил это лицо подтвердить правильность записи».
Сегодня фонд Куропаткина хранится в Российском государственном военно-историческом архиве и насчитывает 800 тыс. листов.
Если верить Деникину, который ссылается на Крымова, еще до войны с Японией Николай II попросил Куропаткина дать почитать один из дневников. Генерал передал императору стопку тетрадок, ошибочно добавив туда и ту, где содержался крайне резкий отзыв по поводу предполагавшегося награждения свитским званием одного из лиц. С этого момента, как считал Куропаткин, началось охлаждение к нему со стороны государя.
По словам Деникина, военное министерство, оберегая репутации некоторых начальников, которых обвинял Куропаткин, категорически воспротивилось публикации «Отчета». Однако выдержки из генеральских книг стали появляться в иностранной печати, а в России фрагменты печатались инкогнито. Запрет на официальное издание трудов Куропаткина был снят лишь после двухлетней борьбы военного с министерством.
Во время Первой мировой войны Куропаткин вновь получал назначения на важные командные должности, в том числе в феврале-июле 1916 года руководил Северным фронтом, затем — Туркестанским военным округом. После Февральской революции он ненадолго был помещен под домашний арест, а после Октябрьской – проживал в Шешурино. Причины смерти генерала в январе 1925 года доподлинно неизвестны. По одной из версий, он был убит в результате бандитского налета.