Цивилизация
Нарядился завидный жених (Ингвар Эггерт Сигюрдссон) в костюм парадный, оседлал лошадь-красавицу, выпрямил спину, поехал к невесте (Шарлотта Бевинг) на чаепитие, хорошо. А на обратном пути догнал гостя жеребец невесты и взобрался на его кобылу, к ее тихой радости и к согбенному ужасу наездника. На глазах у всей округи: обширна долина, разбросаны по ней дома редкие да у каждого жителя в руках по биноклю — все про всех все знают. Сгорбилась спина жениха, уже бывшего, вернулся он домой да и застрелил лошадь.
Так начинается режиссерский дебют исландского актера Бенедикта Эрлигссона, спродюсированный важным исландским режиссером Фридриком Тором Фридриксеном, обоих можно было видеть в «Самом главном боссе» Ларса фон Триера, где второй играл сурового исландского бизнесмена, а первый — его переводчика.
За гибелью лошади в начале фильма последуют еще три смерти, и счет сравняется: два мертвых животных, два мертвых человека.
Плюс телесные повреждения — тоже поровну. Жестокость и смерть в этом мире не просто соседствуют с праздником жизни, а являются его неотъемлемой частью, прямым следствием и первопричиной царящего абсурда. Карикатурные исландцы не расстаются с фляжками и карманными бутылками виски, ссорятся с соседями, гоняют на тракторах и отражаются в бездонных глазах лошадей.
В одной из самых смешных сцен герой опаздывает к отплытию корабля, кидает уздечку на первое попавшееся четвероногое создание и пускается на перехват судна. Вплавь. Преодолев ледяной маршрут, мужчина кричит высыпавшим на палубу морякам: «Водка! Доллар!» Судно оказывается российским, экипаж «Кропоткина» снаряжает смельчака двумя канистрами огненной воды и напутствует на простейшем английском: «Вэри стронг. Донт дринк ит. Итс нот водка, вэри стронг. Девяносто шесть процентов. Донт дринк ит, микс ит» («Очень крепко. Не пей. Это не водка, очень крепко. Девяносто шесть процентов. Не пей — смешай»).
Русского совета исландец не послушает.
Внутрь этого анекдота Эрлигссон помещает трогательную встречу: пока за кадром совершается сделка купли-продажи дорогущего в Исландии алкоголя, один из членов экипажа «Кропоткина» гладит лошадь и шепчет ей что-то на неведомом ни исландскому, ни русскому зрителю языке, который, однако, не нуждается здесь в переводе. Так устроен и весь фильм: анекдотическое сплетается с лирическим, комедия с трагедией. Вторая сцена гибели прекрасного животного, с которой выходят особо восприимчивые зрители, разрешается триумфом жизни. Сентиментальности противопоставляется чувственность.
Это по-хорошему простое, живое кино.
Его создатели эксплуатируют стереотипические представления о национальном характере, но не злоупотребляют расхожей исландской экзотикой: ни гейзеров, ни вулканов, ни лавовых космических полей — правда, и зеленые холмы на фоне покрытых снегом гор выглядят эффектно. За один только тельт (вид аллюра, походка исландских лошадей, совмещающих шаг с рысью) многое можно отдать. Если это и эксплуатация, то такая, что обращает общие места во славу Исландии и хорошего отношения к лошадям и людям. Как если бы кому-то пришло в голову создать сельскую, а не городскую киноверсию стихотворения Владимира Маяковского, под строчкой из которого «...все мы немножко лошади» авторы подписались бы с готовностью.
