Цивилизация
Александр Иличевский, завершив свою монументальную тетралогию «Солдаты Апшеронского полка», взялся за непринужденный, но специфический литературный жанр — травелог, отчет об интеллектуальном путешествии в произвольной форме. Собрание отрывочных впечатлений и рассуждений об Иерусалиме, обладающее, по мнению автора «виртуозной сбивчивостью» и «экспрессивной импрессией», можно использовать как в качестве непосредственного путеводителя по городу, так и в качестве настольной книги любого интеллигентного человека — то есть любого, для кого имена Шмуэля Агнона и Сола Беллоу не являются пустым звуком.
К «Городу заката» тянутся ниточки от предыдущих романов Иличевского, здесь можно встретить мысли, продолжающие и развивающие идеи, заложенные еще в «Матиссе», «Персе», «Математике» и «Анархистах».
Немного о Хлебникове, немного о бомжах, о нефти, о том, с чего начинается Родина. Так, главный герой «Матисса» Королев, мечась между Москвой, областью и Крымом, все мечтал уехать в Палестину. Можно считать, что его мечта сбылась: вслед за гениальным описанием Москвы как заколдованного пространства нам предлагают замысловатое описание Иерусалима, города с еще более запутанной историей и куда более сложной и древней судьбой.
Иличевский пишет обо всем и сразу: о феномене еврейства, об иудаизме, между делом — о противостоянии исламистов и израильтян, о пейсах, национальном вопросе, о еврейских изобретениях — совести и психоанализе.
В качестве доказательств много и удачно цитирует, в том числе приводит резонансную цитату Цветаевой о том, что «все поэты — жиды». Автор ставит себе задачу не развеять стереотипы, а скорее полюбоваться каждым из них, любовно воссоздать этот еврейский мифический шлейф и продемонстрировать читателю его красоту. Мимо проплывают зарисовки персонажей, мимолетные портреты — израильтяне и враждебные арабы, многочисленные туристы и не менее многочисленные призраки прошлого.
«Весь мир достижим в Иерусалиме. Иерусалим тоскует по раю, рай тоскует по Иерусалиму».
Не находящий покоя в России пресловутый Королев будто бы завистливо отмечает: «невиданная витальность: хозяева жизни в своей стране, в своем времени; ни грамма самодовольства, полная расслабленность».
Автор не только фиксирует, фотографирует, воссоздает место, он пытается его разгадать с помощью сравнений. Придумывает к священному городу сто метафор: это и веер, и шар, и гнездо, и «Божественная комедия» Данте, выраженная в пространстве.
Иличевский, перебирая названия мест, в звучании которых уже будто бы сокрыта магия (Яффские ворота, музей Менахема Бегина, Агриппас, Бецалель, Рамбан), создает собственное волшебство, заключенное, впрочем, не только в прозе, но и в стихах:
В этом городе в полдень
солнце прячется в глазной
хрусталик.
В этом городе смерть
олива солнце роза воздух
однокоренные слова.
Я перекатываю на языке
корень слова «закат», в раздумье.
В «Городе заката», как и в любом хорошем травелоге, сочетается несочетаемое.
Иличевский то предстает умозрительной метафизической пчелой, собирающей пространство по подобию меда, символом творца, то просто русским писателем на отдыхе.
То он проводит сложные ментальные параллели смерти Грибоедова со смертью Каддафи, то долго и обстоятельно любуется зверушками в иерусалимском зоопарке. Будь его новая книга философским эссе о мировой культуре или большой статьей из журнала «Афиша-Мир», так или иначе «виртуозная сбивчивость» успешно ликвидирует безграмотность и в отношении еврейских писателей, и в отношении уютных городских кафе.
Можно предположить, что «Город заката» — идеальная литература для отпуска в лучшем смысле этого слова. Тем более если этот отпуск по счастливому стечению обстоятельств проходит именно в Иерусалиме.