Цивилизация
Арнольд Ньюман хотел стать художником. Он учился в Университете Майами и работал по вечерам, а для удовольствия изредка фотографировал. Время было самое неприятное — родители его разорились во время краха 1929 года, не пали духом, но жили бедно. «Депрессия догнала меня», — писал он позднее. Случилось это в 1939 году, уже в разгар Нового Курса, который, вопреки распространенному заблуждению, не вывел Америку из кризиса.
Отец заболел, пришлось бросить учебу и начать работать. Так Ньюман стал фотографом: он работал в фотоателье, снимавшем портреты за 49 центов. 8–12 часов в день.
«Расческа справа от вас, поднимите подбородок, повернитесь чуть правее, смотрите на меня, сейчас вылетит птичка, с вас 49 центов».
Все изменилось в одночасье в 1941 году. Ньюман отважился съездить в Нью-Йорк и показать свои фотографии Бомонту Ньюхоллу, главе вновь открытого отделения фотографии Музея современного искусства. Тот был впечатлен и показал фотографии своей жене — Нэнси Ньюхолл. Та предложила ему показать портфолио Альфреду Стиглицу, известному художнику начала века, самому старому и уважаемому фотохудожнику Нью-Йорка. А уже тот отправил его к Роберту Лесли, владельцу галереи A-D, маленькой, но довольно популярной.
Так за два дня Арнольд Ньюман встретил четверых самых влиятельных людей в мире фотографии и организовал свою первую выставку, не персональную, правда, вместе с другом Беном Роузом.
В том же году музей современного искусства купил у него первый отпечаток.
Второй прорыв состоялся уже после войны. В декабре у Ньюмана была персональная выставка в Филадельфийском музее искусств. Она называлась «Художники выглядят так»: в 1942 году он снял портреты нескольких художников, бежавших из Европы. Рафаэль Сойер, Пит Мондриан, Марк Шагал, Марк Эрнст, они по очереди знакомили, передавали Ньюмана друг другу.
А годом спустя его нанял журнал Life и немного позднее Harpers Bazaar.
Ньюмана называют иногда «отцом портрета в обстановке».
Сейчас это кажется достаточно очевидным: глупо фотографировать человека в студии, на фоне стены и драпировок. Лучше уж его снять в привычной ему обстановке, в театре или на заводе.
Но именно Ньюман ввел этот стиль в моду, во всеобщий обиход. Это, разумеется, не репортажная съемка: он самое пристальное внимание уделяет композиции, дизайну, ритму, в котором облака сигаретного дыма рифмуются, скажем, с резьбой на спинке кресла. Ньюман от первенства отказывается, указывая на предшественников — например, на Вермеера.
Карьера Ньюмана развивалась стабильно и ураганно. Он фотографировал американских президентов и всю семью Кеннеди. Он сделал такой парадный портрет Рейгана в овальном кабинете, что консервативный лидер страны получился овальным ковбоем. Он снял Ясира Арафата и Ицхака Рабина в 1993 году, и бескомпромиссный лидер палестинской автономии похож на грустную Акульку в косынке, подпирающую щечку кулачком — а как еще еврей мог снять Арафата? Мерилин Монро сидит на корточках и выглядит такой пьяной и усталой, что сразу становится ясно: это 1962 год, и скоро она умрет. Он сфотографировал Круппа, промышленника, использовавшего рабский труд, поставлявшего оружие Гитлеру и вышедшего сухим из воды после Нюрнберга. Это лицо отвратительного Мефистофеля: Крупп пообещал, что Ньюмана объявят персоной нон-грата в Германии после того, как увидел снимки. Игорь Стравинский на клетчатом фоне, рваный портрет Энди Уорхола, Гарри Труман и Пабло Пикассо — все они сидели перед камерой суетливого рыжеватого Ньюмана.
Он прожил 88 лет, умер родоначальником школы и одним из самых уважаемых фотографов Америки.