Цивилизация
Называя свою выставку «Красота повседневности», сотрудники Исторического музея исходили, вероятно, из уверенности, что старинный быт — это всегда увлекательно и эстетично. Что любой набор предметов, имевших отношение к моде, интерьеру и прочему укладу жизни прежних лет, будет заведомо прекрасен и вызовет неподдельное любопытство зрителей. И это так, пожалуй. Бродя на вернисаже среди прялок и канделябров, посетители с равным интересом вглядывались и в продукцию народных умельцев, и в изделия придворных дизайнеров. На вопрос, о чем выставка, всякий бы ответил не задумываясь: об образе жизни наших предков — крестьян, мещан, купцов и аристократов. Детали их быта столь элегантно сосуществуют в выставочном пространстве, будто единая на всех красота издревле и навсегда отменила любые классовые антагонизмы.
Нет, мы вовсе не призываем строить экспозицию на вульгарных марксистских принципах типа «мир хижинам, война дворцам». Просто забавно, как тесно переплелись и мирно ужились вещи весьма разнородные.
Грудастая деревянная русалка с избяного фриза игриво посматривает на парадный портрет вельможи в буклях и вицмундире. Кованый сундук с птицей Сирин на крышке, куда рачительная купчиха складывала, вероятно, отрезы материи для дочкиного приданого, расположен в нескольких шагах от изящной резной шкатулки из красного дерева — там, должно быть, дочка уже дворянская хранила любовные записочки от кавалера. На одной стенке — картина неизвестного художника, изображающая народные деревенские гулянья, а на противоположной — произведения князя Куракина, который в свободное от государственных забот время любил изображать виды своего поместья.
И то красиво, и другое, и третье. Лепота.
Оправдать этот спонтанный постмодернизм могла бы простая операция, стоило лишь организовать финальный раздел с абрамцевской мебелью и талашкинскими балалайками, как появилась бы драматургия. Теза и антитеза сомкнулись бы в синтезе — в конце XIX столетия действительно существовало мощное художественное движение, комбинирующее народные традиции с аристократической изысканностью. Мысль эта мелькала в голове устроителей, даже в пресс-релизе возникает намек подобного рода, но на выставке ничего такого не присутствует. Тут попросту: вот фрагмент ампирного интерьера — каминные часики с амуром, ломберные и туалетные столики, серебряные и фарфоровые сервизы, а вот как бы изба в Архангельской губернии — здесь сарафан, самовар и поддужные колокольчики.
В этой невнятной ситуации и приходит на выручку то обстоятельство, что любой старинный предмет чем-нибудь да интересен. Не получается найти логику в экспозиции, зато можно утыкаться носом в отдельные предметы.
Сканировать взглядом бисерное рукоделие мечтательных барышень, отыскивать занимательные детали среди пейзажей с купинами и бельведерчиками, уважительно оглядывать здоровенные крестьянские ковши, разбирать по буквам лубочные надписи. Иной раз обнаружится что-нибудь действительно примечательное.
Скажем, на портрете коменданта крепости, восседающего в кресле среди домашнего убранства, удается отыскать изображение подведомственного учреждения — крепость видна в окошко, но в удивительном ракурсе: она явно не помещалась в проем, а изобразить следовало, посему художник взял да и накренил строение, чтобы предстало во всей красе.
Каждый, кому приходилось иметь дело с капризным заказчиком, эту деталь оценит.
Ну и другие очаровательные мелочи: козы, пасущиеся на фоне Кремля, или праздные горожане, гуляющие в Сокольниках на 1 Мая; оказывается, эту традицию привнесли вовсе не большевики, а иностранцы из Лефортова. В итоге так увлечешься, что и забудешь, чем был недоволен поначалу. Нет концепции, отсутствует ясный сценарий? Зато вон сколько всякой всячины. И красиво, и повседневно — полное соответствие заголовку.
«Красота повседневности». В Государственном историческом музее до 30 октября.