Газета.Ru в Telegram
Новые комментарии +

Это пошлое слово «свобода»

Президентские поправки в УК закрепляют за российскими предпринимателями статус репрессируемого класса

Вместо того чтобы коренным образом поменять уголовную политику, Кремль и Дума предлагают «либерализационные поправки в УК», лишь усиливающие уголовно-правовые способы управления экономикой.

Если кому-то потребовалось бы дополнительно унизить и опошлить слово Liberte, то нет ничего лучше, как обозвать приключения поправок в Уголовный кодекс «либерализацией». Значительно точнее и честнее было бы назвать новый пакет этих правок «усилением уголовно-правовых способов управления экономикой». С большой помпой минувшим летом они отправлялись из Кремля на Охотный Ряд и обзывались подлизами «большой реформой УК». Однако если почитать предложения и поговорить с умными и порядочными юристами (а это сочетание встречается все реже), то немедленно обнаружится, что мы имеем дело с имитацией:

человек, последние 4 года имитирующий президента, вносит в сообщество, имитирующее парламент, имитационные поправки. Для того чтобы судьям легче было имитировать правосудие. Вот, собственно, и всё.

Ну да разберемся поподробнее. Законопроект содержит предложения по отмене нескольких статей — о клевете (в том числе в отношении судей и работников юстиции), оскорблении, так называемой товарной («простой») контрабанде. В ряде статей повышаются и понижаются максимальные санкции в виде лишения свободы. Главные изменения касаются принудительных работ — нам объявили, что это новый вид наказания (хотя совершенно непонятно, что ж в нем такого нового по сравнению с хорошо известной советской «химией» — это когда спекулянтов и валютчиков отправляли на принудительные работы на вредное производство). Однако теперь, если (то есть когда) поправки пройдут все необходимые круги формальных согласований и голосований, судьям будет дано еще одно — дополнительное – право. Право переквалификации. Вводятся санкции: обязательные работы, исправительные работы, принудительные работы, арест, штраф, лишение права заниматься определенной деятельностью. Кому, что и сколько — неизвестно. То есть на усмотрение суда. То есть конкретного судьи — как водится, малообразованного, не читающего, не рассуждающего, выросшего из секретарши, обиженного на весь мир ввиду своей собственной недооцененности. И повышающего самооценку за счет средств как заказчика, так и преследуемой стороны.

То есть суд, и без того всемогущий, скоро сможет едва ли не официально вывешивать ценник за оказанные услуги в виде приговора.

Есть ощущение, что депутаты последнего созыва все как один решили податься в судьи. Сие есть свидетельство тупика: ты как законодатель не смог или не захотел реальных реформ. Ты как законодатель не желаешь отменять вредные статьи УК — типа пресловутой «резиновой» ст. 159, «мошенничество», по которой сидят большинство предпринимателей, или ст. 174, «легализация», по которой они получают дополнительные сроки, хотя в международной практике при применении этой формулировки имеются в виду прежде всего средства, полученные и отмытые мафией за торговлю оружием, наркотиками и людьми. Значит, ты — как законодатель — желаешь сам попользоваться рентой, которую успешно извлекают судьи, вынося приговоры по принципу «кто не жадничал, тот не виноват». По образному выражению адвоката и члена Общественной палаты Генри Резника, «посадки предпринимателей стали способом кормления наших пинкертонов».

Вот статистика ИНСОР: с 2000 г. с уголовным преследованием столкнулось 20% российских предпринимателей. При общей стабильности количества преступлений за последние 10 лет число осужденных по ст. 159 УК («мошенничество») выросло в 4 раза. Плюс

выяснилось, что предприниматели предпочитают совершать преступления в группе (что добавляет срок) и эта группа часто именует себя «совет директоров», например, или «собрание акционеров». В последние годы соотношение возбужденных уголовных дел к численности населения России составляет 2–2,5%.

В Казахстане (стране со сходным социально-экономическим положением) этот показатель составляет 0,7%. То есть тяжесть уголовного пресса в России больше, чем в Казахстане, в 3–3,5 раза. Особенности правоприменительной практики в отношении предпринимателей весьма наглядно демонстрирует статистика по ст. 174.1 УК («самолегализация»). Согласно данным Росфинмониторинга, по статье 174.1 привлекаются лица, обвиненные в преступлении по ст. 159 («мошенничество») «с особым субъектом» — лицом, занимающимся предпринимательской деятельностью, и доля таких дел стремится к 100%. Количество дел, в которых за отмывание привлекались бы торговцы наркотиками, оружием, людьми, взяточники (на что нацелены международные соглашения против отмывания, в которых участвует Россия и которые представителями власти выдаются за «международно-правовую базу статьи 174.1»), стремится к нулю, статистика такого рода либо отсутствует, либо неизвестна.

Вместо того чтобы коренным образом поменять уголовную политику, депутаты и Кремль предлагают нам большую панаму под названием «либерализационные поправки в УК». Хочется ответить — кушайте сами свои поправки, но кушать придется нам.

Процитирую своих любимых юристов Владимира Радченко и Альфреда Жалинского (соответственно, первого зампреда Верховного суда в отставке и завкафедрой уголовного права НИУ ВШЭ): «То, что быстро и бесплатно, неинтересно. Масштаб не тот, никто же не назовет это большой реформой. И никакого освоения бюджета. К тому же введение принудительных работ может поправить имидж России как одного из мировых лидеров по количеству тюремного населения — ведь те, кто будет отбывать наказание в виде принудительных работ, официально не будут считаться находящимися в местах лишения свободы, хотя, по сути, будут, как весьма точно выражается наш народ, «сидеть», только с обязательным привлечением к труду. Вот такие цели у новой уголовной политики». Если это безобразие вообще можно называть уголовной политикой.

Самое главное — поправки в УК закрепляют за российскими предпринимателями статус репрессируемого класса. Известно, что ежегодно в отношении предпринимателей возбуждается порядка 130 тыс. уголовных дел. Кто-то откупается, кто-то переходит на следующий год (часто это одни и те же люди и события). У заказного преследования предпринимателей имеются два родовых признака: отсутствие ущерба и отсутствие заявления потерпевшего. Если в деле предпринимателя имеется один из двух признаков — надо смотреть внимательно: возможен заказ. Если оба сразу — к бабке не ходи, это заказ. Так вот: поправки в УК закрепляют такое положение вещей. Теперь предприниматель сможет выйти на свободу, если кратно возместит ущерб. А если его нет — будет сидеть дальше — возмещать-то нечего. Предпринимателей будут продолжать сажать за получение дохода (а не за причинение ущерба), т. е. вне зависимости от наличия реальных потерпевших по делу. То есть

преступник теперь не тот, кто совершил преступление, а тот, кто не смог откупиться, и это странное правило будет занесено в УК. Это самое настоящее преследование креативного класса. Это репрессии, которые уже давно можно сравнить с раскулачиванием.

И, конечно, полным ходом идет выдавливание из страны всех (не только предпринимателей), кто способен думать и привносить прибавочную стоимость. То есть новые поправки в УК ограждают нефтегазовую трубу от любых попыток создать ей альтернативу в виде высокотехнологичной экономики. Это политика изгнания бизнеса из страны.

Кроме судей, которые крайне заинтересованы в принятии новых поправок, которые дают им право на переквалификацию преступлений на менее тяжкое (например, с разбоя на грабеж), что весьма повышает коррупционную емкость судейского корпуса, есть еще одна сторона, куда как более серьезная, чем даже всемогущие и стоящие вне любой критики российские судьи. Это силовики. Еще одна цитата из Радченко и Жалинского: они, «выступая в качестве «борцов с преступностью», на деле представляют собой неформальное лобби бенефициаров существующей уголовной политики, чей интерес не ограничивается административным влиянием или освоением бюджета, но и нацелен на использование уголовной юстиции в качестве инструмента передела собственности».

Да вот, собственно, и все — то есть как обычно. Отнять и поделить. Чекисты экспроприируют экспроприаторов. И плохо учат уроки истории: чем такое дело заканчивается для страны (ну, на это им, положим, наплевать) и для них лично. Экспроприация — такая штука, что уж если началась, так фиг остановишь. Экспроприация на марше — не бронетанковая колонна, на «раз-два» не тормознет. Подавив окружающий творческий мир, она быстро соображает: а прикольно проехаться по командному пункту. И ведь проедет, в который раз проедет.

Новости и материалы
В России стартовали продажи дизельной версии BAIC BJ40
Сценарист «Слова пацана» объяснил популярность сериала среди молодежи
Суд отменил обвинительный приговор продюсеру Вайнштейну
Поражение от «Ахмата» назвали психологическим ударом для ЦСКА перед дерби со «Спартаком»
Россияне потеряли интерес к недвижимости в Дубае
Депутаты предложили запретить штрафовать россиян за парковку чаще раза в сутки
Чибис приехал на съезд РСПП и рассказал о состоянии здоровья
Авиационную мину вынесло на пляж в Приморье во время шторма
Ирина Горбачева сыграет двух мифических птиц в новой российской сказке
Путин пообещал навести порядок в Донбассе
Путин рассказал о работе «народного ВПК»
В московском музее на школьницу упала статуя
Путин назвал причину успеха на поле боя
Вице-премьер России назвал санкции к российскому спорту подарком
Литовская партия использовала для агитации изображение горящего младенца из The Sims
Минэкономики может увеличить траты ФНБ на инвестпроекты
Путин порассуждал о возможном снижении ключевой ставки ЦБ
В Польше раскрыли, сколько потратили на помощь Украине с начала конфликта
Все новости