Цивилизация
На прошлой неделе в Саратове на улице избили татарскую школьницу. Восьмиклассница в хиджабе имела неосторожность, стоя на остановке, ответить на звонок мобильного словами «Ассаламу алейкум», после чего на нее напали двое мужчин. В итоге за девушку вступился некий молодой человек, но и после этого один из нападавших не отстал от нее. Отец школьницы подал заявление в милицию, однако о каких-то успехах расследования пока не сообщается — и, скорее всего, сообщаться не будет.
Объяснять, что происходит, не надо: понятно, что это «низовая» реакция на теракты в Москве. Саратов как место инцидента придает всей истории абсурдный оттенок в духе эпилога к «Мастеру и Маргарите», но на самом деле смешного здесь мало.
Слово «погром» в свое время стало интернациональным, и было бы очень неприятно вспоминать об этом в XXI веке.
Бытовая ксенофобия в России уже давно и старательно недооценивается. Власти рассыпаются в слащавых и неискренних призывах не делить людей на своих и чужих, однако эти по-советски благолепные лозунги никак не отражают реальной жизни. На практике в России существует разработанный словарь национальных оскорблений, полный «джамшудов» и «чуркобесов», действует милиция, трясущая гастарбайтеров так, как не тряс своих крестьян Плюшкин; наконец, водятся настоящие экстремисты, вроде Рыно и Скачевского.
«Терек» может играть в чемпионате страны по футболу, но Северный Кавказ уже давно не считается частью России, во всяком случае у самих граждан России к северу от Владикавказа.
Саратовский инцидент показывает, как может выглядеть следующая стадия бытовой нетерпимости. Чужих начнут бить на улице уже не по ночам, а при свете дня, и не полусумасшедшие маргиналы, а обычные граждане. Быстро образуется водораздел, причем религия окажется на вторых ролях — это будет конфликт не истовых православных и мусульман, а «нацменьшинств» и тех, кого Путин несколько лет назад неуклюже определял как «коренное население». В приличном российском лексиконе пока даже нет адекватных терминов для такого разделения, но это просто из-за того, что оно само по себе неприличное и ксенофобское по духу. Но оно есть.
Очень важно не драматизировать ситуацию. В Саратове нашелся человек, который заступился за девушку перед уличным быдлом, что всегда требует мужества и порядочности. Реакция общества на московские теракты вообще оказалась на удивление достойной и взвешенной (если не считать, конечно, Грызлова с Мироновым), да и в целом сейчас все чаще приходится слышать о приличных поступках обычных людей, от Дымовского до Хартли и тех, кто реагировал на «Мерседес S666».
Пока публика, выступающая за нормальную жизнь, борется в основном с властью, но возможно, если проблемой станут ксенофобы, найдется, кому одернуть и их.
И все же вектор развития вызывает тревогу. В первую очередь, поскольку здесь речь идет об историческом процессе, который можно предугадать, но почти нереально остановить или развернуть. Россия, что бы ни говорили сталинисты и власть предержащие, сейчас движется от империи к национальному государству, а становление нации требует образа Чужого (или Чужих), которому можно себя противопоставить. У чехов в XIX веке, к примеру, это были немцы, а у постсоветских республик — и, кстати, у кавказских сепаратистов — эту функцию выполняет как раз Россия. Вопрос в том, кого возьмем на эту роль мы сами.
Становление нации не обязательно должно сопровождаться кровью. Однако трудно не вспомнить судьбу армян, которые долгое время спокойно жили в Оттоманской империи, но которым не нашлось места в новорожденном Турецком государстве. Конечно, это было сто лет назад, но аналогия все равно неприятно поражает своей точностью: и тогда у них, и сейчас у нас речь идет об имперском прошлом, о «внутреннем враге», о мусульманах и христианах, а по сути — об этнических чужаках.
Правда, мы еще не любим «пиндосов», европейцев, китайцев, но все они далеко, а татары, дагестанцы, азербайджанцы живут бок о бок с «титульной нацией» и ездят с ней на одних автобусах. Как показывает саратовский пример, этого достаточно для конфликта.
Делать долгосрочные прогнозы на основе одной уличной сцены — дело бесперспективное, но во любом случае уже пора учитывать пессимистичные варианты: пусть не геноцид, но болезненная и позорная борьба за «мононациональное государство» с отпадением окраин и бог весть еще чем. Российская нетерпимость готова перейти в новую фазу, и мы по-прежнему не знаем, как с этим бороться. Более того, становится непонятно, кого включать в это «мы», ведь в саратовском конфликте все участники были гражданами одной страны, хотя теперь уже их вряд ли что-то объединяет, кроме герба на паспорте. Что можно сделать, чтобы это осталось единичным случаем — вопрос важнее, чем даже «как модернизировать Россию» и «не задуем ли мы Олимпиаду в Сочи». Но реалистичных ответов здесь, увы, еще меньше.
