Цивилизация
Ползучая клерикализация России в последние годы обсуждается и, как считают многие, насаждается весьма азартно. Вот и новый учебный год принес «Духовно-нравственное воспитание» в четвертые классы 18 регионов страны. Однако, несмотря на все переживания, такие предметы даже у нас вводятся в мягкой форме, и на самом деле это не удивительно. Легализация противопоставления «верующий--атеист» стала одним из фундаментальных достижений Нового времени, выкорчевать которое за пару лет неискренней возни невозможно.
Баланс сил между мировоззренческими полюсами болтается туда-сюда по мере смены эпох. 100 лет назад не верить в Бога было идеологическим бонтоном, в нервные времена многополярности маятник идет в другую сторону. Но все же само противопоставление — и его средний вариант, агностицизм, — прочно укоренились в современной культуре. Бесспорно, верующие, неверующие и сомневающиеся считают друг друга дураками, но они (за довольно редким исключением) признают друг за другом право на существование. «Я — агностик» можно сказать о себе с той же уверенностью, что «я — англиканин» или «я — синтоист».
Тем поразительнее, насколько отличается ситуация для другого глобального идеологического маркера — патриотизма. «Верующий--агностик--атеист» — привычная схема, но «патриоту» противопоставить некого. Хотя это было бы вполне нормально, потому что
любовь к какой-то одной стране не является безусловным моральным долгом человека.
Причем копирайт на эту идею давно истек: еще апостол Павел учил колоссян, что во Христе нет ни эллина, ни иудея.
Патриотизм в его нынешнем виде, как предельно четкое деление «наши граждане — чужие граждане», вообще является недавним изобретением. Он возник в XVIII--XIX веках, когда оформлялись современные европейские нации, и сменил более раннее и более аморфное чувство этнической и цивилизационной общности, которое, конечно, сплачивало жителей нынешней Германии, Франции, Скандинавии и пр., но не так уж сильно, как кажется теперь.
В XXI веке у патриотизма завелся новый естественный враг — глобализация. Она потихоньку плодит «граждан мира», пока в небольшом количестве, но все равно больше, чем когда-либо раньше.
И это вполне объективный процесс, за которым не стоит никакой мировой заговор — только естественное расширение горизонтов у всё большего числа людей, которым по карману авиабилет. Более того, и ужасных следствий от появления «граждан мира» пока не больше, чем от легализации гей-движения или от рок-музыки, хотя и от них, как когда-то казалось, мир тут же кончится.
Глупо бросаться в крайности и провозглашать патриотизм бесполезной выдумкой, которую надо срочно сбросить с корабля цивилизации. Место и среда оказывают влияние на человека, и этнические различия никто тоже не отменял, так что происхождение — вполне легальный способ делиться по принципу «свой--чужой». Другое дело, что это не единственная линия, по которой общество делится на составные части.
Есть и социальные различия, которые могут быть сильнее национальных. Например, представители среднего класса разных стран часто более близки друг с другом, чем с люмпенами-соотечественниками.
Точно так же — хоть и с более брутальными последствиями — аристократы высокого Средневековья считали себя единым братством, далеким от своего же мужичья (из которого теперь и состоит средний класс). Как бы Маркса не перевирали, во многом он был прав.
Есть у патриотизма и более важная проблема: он не связан с моралью. Это даже не его недостаток — скорее, ограничитель: просто национальная принадлежность — это не о том. Есть русские, турки, якуты, зулусы, но хорошие люди есть среди каждой группы. И наоборот, если считать всех «своих» хорошими, это в 100% случаев приводит к разочарованию, причем часто путь проходит через «зиг хайли». Так или иначе,
для человека, который старается все же руководствоваться по жизни этическими нормами, это свойство патриотизма неизбежно создает проблему.
Альтернатива патриотизму, в действительности, уже есть. Это гуманизм: любовь к людям не за то, что они свои, а за то, что они хорошие, вне зависимости от паспорта и пигментации кожи. Идея о том, что не ценить один народ выше всех прочих — это нормально, просто еще не оформилась внятно ни в России, ни в большинстве других стран (если не говорить, конечно, о формальной вежливости). Это не страшно, безудержный патриотизм — одна из фаз развития, через которую проходят все большие группы людей. Но альтернатива неизбежно осядет в умах, по мере того как все больше людей смогут убедиться, что эти турки и зулусы, оказывается, такие же, как мы, и даже американцы не жрут на завтрак православных младенцев.
Размывание патриотизма не будет ни простым, ни быстрым (можно предугадать, например, характер комментариев к этой статье). Однако и остановить его нельзя, потому что общественное развитие, как и история, не ходит раком. «Я — гуманист» вместо «я — патриот» звучит вполне нормально. А со временем мы, возможно, дозреем и до этнического аналога агностицизма — баланса между любовью к соотечественникам и симпатией к соседям. И он даже может оказаться уже по-настоящему адекватным.
