Цивилизация
Мэр Москвы Юрий Лужков предложил ввести смертную казнь за торговлю и распространение наркотиков: «В Сингапуре если ты имеешь наркотики, торгуешь, то тебе угрожает смертная казнь. (...) Мы идем по принципу демократического отношения к преступникам, отменяем смертную казнь. Если он лишил жизни человека сознательно, намеренно, его общество тоже должно лишить жизни».
Властных любителей забирать от имени безликого «общества» чужую жизнь отличает избирательность. Почему бы при таком недоверии к «демократическому отношению к преступникам» не учесть опыт соседнего с Сингапуром Китая, в котором смертная казнь применяется не только к торговцам наркотиками, но и к коррупционерам?
К тому же «массовое убийство» совершают не только продавцы запрещенных наркотиков, но и продавцы наркотиков разрешенных, например, сигарет. Если Лужков считает, что причина высокого потребления наркотиков в России заключается в «абсолютно слабом» законодательстве, то как объяснить, что в московском метро до сих пор можно встретить рекламу сигарет? Что мешало партии, к которой принадлежит московский мэр, полностью запретить рекламу табака и ввести запрет на курение в общественных местах? Здесь-то дело именно в законодательстве.
При этом к числу жертв потребления официально разрешенного наркотика – табака — относятся не только те, кто непосредственно курит.
Если факт смертей людей от заболеваний, вызванных активным и пассивным курением, можно считать доказанным, то чем же в таком случае хуже те, кто производит и продает героин, кокаин, марихуану и прочие запрещенные наркотики?
Чем афганский дехканин, собирающий опиумный мак, хуже фермера из Северной Каролины, Кентукки и прочих мест, где выращивается табак?
Рынки запрещенных наркотиков с экономической точки зрения не отличаются от рынков других потребительских товаров. Они тоже возникли для обслуживания человеческих потребностей и, как показывает столетний мировой опыт борьбы с наркотиками, работают, несмотря на запреты и карательные меры государства. На рынках наркотиков, как и на рынках других потребительских товаров, действует закон спроса и предложения, существуют различные виды конкуренции, он делится на оптовый и розничный и т. п. Например, при сокращении доходов потребители переходят на использование более дешевых наркотиков. Когда в результате карательных мер временно сокращаются поставки какого-либо наркотика, то уменьшение его предложения приводит к повышению цены. Именно это и происходит сегодня в России: согласно сообщению Федеральной службы по контролю за оборотом наркотиков, в условиях экономического кризиса и сокращения доходов населения наблюдается переход потребителей героина к использованию более дешевого дезоморфина.
Существует стойкое общественное убеждение, суть которого заключается в том, что никакой «легализации» или даже «декриминализации» употребления наркотиков в России допускать нельзя. При этом «легализация» («декриминализация») наркотиков общественным мнением неправомерно трактуется как синоним общественного одобрения. И не учитывается, что,
несмотря на отсутствие «легализации», запрещенные наркотики как употреблялись, так и употребляются. При этом платой за нелегальность является милицейская коррупция.
Не обращается внимания и на то, что рынок наркотических веществ, примером которого является рынок табака, вполне может быть легальным. Но подобная легальность вовсе не означает, что общественная норма заключается в том, что каждый взрослый член социума должен шествовать по жизни с пачкой сигарет в кармане пиджака или дамской сумочке, а дети должны иметь свободный доступ к табачным изделиям.
Не удивительно, что российский политический класс безотносительно оттенков как огня боится быть обвиненным в снисходительности не только к продавцам, но и потребителям наркотиков. В особенности это касается партий, которые опираются на поддержку граждан. Здесь представительная демократия весьма действенна – политики готовы действовать в согласии с предрассудками избирателей. Максимум разумного, что можно услышать от политиков: потребители наркотиков не преступники, а жертвы, и они не должны нести уголовной (или даже административной) ответственности за свою зависимость.
Но что касается легализации рынков наркотиков – это политическое табу. Между тем при другом, либеральном подходе общественные ресурсы, используемые, как показывает опыт политики запретов, на вычерпывание воды ведрами из мирового океана, можно направить на профилактику наркомании и на повышение качества медицинской помощи наркоманам для того, чтобы обеспечить лечение всем нашим согражданам, которые страдают от наркотической зависимости и хотят лечиться. При легализации оборота наркотиков этот вид деятельности может облагаться как общими, так и специальными налогами (аналогично акцизному обложению табачной и алкогольной продукции). Полученные таким образом средства также могут быть направлены на лечение больных наркотической зависимостью людей.
Рынки наркотиков – не единственный пример слепоты российского общественного мнения и его лицемерия. Другим подобным примером являются рынки сексуальных услуг. Российский интернет забит сайтами, где желающие могут узнать, как получить секс за деньги. Это весьма развитая сеть конкурентных рынков, удовлетворяющая самые разнообразные вкусы и представления потребителей. С точки зрения экономической теории прекрасный пример рынков с монопольной конкуренцией, т. е. рынков, на которых невозможно найти совершенно идентичных услуг.
Но российское общество предпочитает стыдливо краснеть, когда заходит речь о том, что этот вид деятельности должен быть легализован, облагаться налогами, а деньги поступать в общественный карман.
Предполагается, что нелегальность рынка сексуальных услуг гарантирует нам, что мораль российского общества находится на высоте: чем больше он загнан в подполье, тем выше нравственные устои...
Между тем помимо роста налогов и социальных выплат легализация рынков сексуальных услуг означала бы лучшую медицинскую защиту для его участников, его меньшую криминализацию. Да и почему же, собственно, социальное обеспечение работниц и работников секс-индустрии должны чем-то отличаться от подобного же обеспечения сотрудников автомобильных предприятий или государственных учреждений? Они-то удовлетворяют общественные потребности куда лучше, чем «АвтоВАЗ» или сотрудники госкорпораций.
Стремление к сексуальному наслаждению, лежащее в основе рынков сексуальных услуг, старо как мир, так же как и стремление погружаться в грезы, стимулируя этот процесс алкоголем или наркотиками. Чем более откровенным, лишенным ложной стыдливости будет отношение общества к подобным вопросам, тем больших успехов будут добиваться те, кто обращает внимание на последствия наркомании и проституции и тем большие ресурсы общество может мобилизовать на смягчение последствий стихийно развивающихся рынков наркотиков и сексуальных услуг.
Сами же рынки, по крайней мере при современном состоянии общества, уничтожить не удастся, эта цель представляется нереалистичной. Негативный опыт Соединенных Штатов, десятилетиями ведущих бескомпромиссную борьбу с наркотиками, показывает это с очевидностью.
В этом отношении США совершенно не должны являться примером для России, а вот опыт Португалии, в которой начиная с 2001 года проводится программа «декриминализации» употребления наркотиков, заслуживает пристального внимания.
Интересно заметить, что в истории нашей страны есть опыт легализации рынков. В СССР, как известно, был период, когда западная рок-музыка была фактически запрещена. Как и в случае с рынками наркотиков и сексуальных услуг, существовала возможность незаконно приобретать диски и магнитофонные записи западных рок-исполнителей, продавать и покупать их фотопортреты, копировать одежду. Товары на этих рынках совершенствовались, эволюционировав от записей песен The Beatles на рентгеновских снимках в 60-е годы до привезенных из Европы и Америки пластинок. Постепенная легализация рок-музыки происходила еще во времена СССР по разным направлениям – от копирования советскими музыкальными группами до появления легальных студий звукозаписи, в которых можно было записать почти все что угодно. Даже известная в советские годы политическая телепередача «Международная панорама» потчевала телезрителей ABBA или какими-нибудь английскими «модами»… И что же страшного случилось от легализации рока? Вся страна поголовно стала «трясти хайром», как Sepultura или Metallica? Стала хрипеть, как Lemmy из Motorhead, по сравнению с голосом которого голос Владимира Высоцкого – соловьиная трель? Стала, говоря словами Ian Dury, использовать в дополнение к рок-н-роллу секс и наркотики? Нет, конечно. Сегодня мы видим, что рынок рок-музыки вполне мирно существует в легальном пространстве. Как бы ни возмущались те, кто считает эту музыку сатанистской, безнравственной, разрушающей психику, «музыкальным наркотиком», наконец.
Бернард Мандевиль, написавший в начале XVIII века знаменитую «Басню о пчёлах», справедливо полагал, что «Богатство, славу умножать,/ Притом пороков избежать – Нельзя;/ такое положенье,/ Возможно лишь в воображенье», а «…порок тогда полезен людям,/ Когда он связан правосудьем». Карл Маркс точно назвал Мандевиля «честным человеком и ясной головой».
Российской государственной политике запретов в области наркотиков и секса недостает как раз честности и ясности.
Однако опыт легализации на просторах нашей страны рок-н-ролла показывает, что дела обстоят не так уж безнадежно…
