Цивилизация
Сложно предположить, что прошедшая буквально накануне встреча Владимира Путина с председателем Конституционного суда Валерием Зорькиным по поводу укрепления судебной системы была приурочена к началу слушаний в суде по делу Платона Лебедева. Но не только по времени, но и по сути эти два события достаточно между собой связаны. Хотя если и влияют друг на друга, то совсем уж причудливым образом. В ахматовском окружении был в ходу термин «невстреча», имевший, в частности, и тот смысл, что несостоявшаяся встреча, тем не менее, на что-то в дальнейшем повлияла. В нашем случае, скорее, наоборот, нет никаких предпосылок к тому, чтобы упомянутая встреча каким либо образом повлияла на начинающийся процесс.
~ Президента и председателя Конституционного суда в равной степени озаботило, что народ (население, избиратель, налогоплательщик) достаточно негативно оценивает работу российских судов и что кое-кто у них, у судей, порой честно жить не хочет. И надо бы эти негативные тенденции переломить, и всячески укреплять судебную систему, а то и даже попробовать ее все же реформировать до состояния — страшно сказать! — реальной независимости и столь же реально гарантированной равной состязательности сторон. То есть глава государства публично подтвердил, что о состоянии и качестве работы судейского корпуса он вполне в курсе. И даже предложил своему собеседнику Валерию Зорькину внимательно к этому вопросу присмотреться. Тот присмотреться обещал.
Но это пока теория, а вот практика, что называется, на последних примерах. На днях, опять же буквально перед началом процесса, Арбитражный суд Москвы мужественно и совершенно независимо фактически аннулировал мировое соглашение между РФФИ и ЗАО «Волна» о приватизации мурманского ОАО «Апатит». Каковое мировое соглашение было главным аргументом защиты Платона Лебедева и Михаила Ходорковского, в основу одного из основных обвинений которых легло дело о приватизации 20-процентного пакета мурманского «Апатита».
То есть сначала суд утвердил сделку, подтвердив тот факт, что стороны совершают ее добровольно, в рамках представленных им полномочий и в соответствии с законом и, соответственно, отказываются от претензий по этой сделке. А потом этот же суд ее отменил — например, как если бы нотариус, заверивший официальный документ, вдруг через несколько лет, как очнувшийся от сна Рип Ван-Винкль, вдруг заявит, что заверил он ее неправильно.
И что, тогда нужно проводить мероприятия по укреплению этого нотариуса, как об этом говорилось в Кремле?
Утверждая мировую сделку, суд не проводит разбирательства по существу, а подтверждает полномочия сторон, законность самой сделки и гарантирует своим участием отказ от возобновления претензий. И если он после всего это делает то, что сделал, то говорить скорее следует не об отмене сделки, а о дееспособности самого суда и его отмене в силу сомнительности этой дееспособности.
Впрочем, механизм и мотивация такого решения никакая не загадка, как и вся деятельность Генпрокуратуры и приданных ей судов по делу ЮКОСа.
Остается надеяться, что президент говорил об укреплении не этой, а какой-то другой судебной системы, в большей степени соответствующей современным представлениям о цивилизованном судопроизводстве.
И порадоваться, что во всяком случае речь в Кремле не шла об укреплении российской Генпрокуратуры — здесь уже и так крепче некуда.
