Цивилизация
Суть дела вот в чем. Лет двести стоит себе на Поварской прекрасный двухэтажный барский особняк, изюминка «московского Сен-Дени» — дворянского гнезда Москвы, приарбатских переулков. Его внутренний двор дугами охватывают два длинных одноэтажных флигеля. По легенде, именно этот дом описал в «Войне и мире» Лев Толстой, поселив сюда семью Ростовых. Так ли, иначе ли, но именно под именем «дом Ростовых» особняк издавна известен каждому москвичу. Последние восемь десятков лет дом принадлежал писательскому союзу. В центральном двухэтажном помещении по традиции помещалось самое главное писательское начальство — секретариат Союза писателей СССР. Ну, соответственно, и сами секретари. Здесь казнили и миловали, подтверждали прием в «члены», произведенный низовыми организациями, утверждали исключения инакомыслящих. Дольше всех в чине первого секретаря в этом доме просидел бессменный, как сам особняк, друг милиции и детворы, автор двух советских и одного российского гимнов, стихотворец и баснописец Сергей Владимирович Михалков.
Во флигелях ютилась мелкая сошка. Скажем, в левом, если стоять лицом к воротам, размещалась иностранная комиссия — здесь оформляли документы «на выезд» тем, кого «отпустили» в командировку или турпоездку там, в главном доме. Справа размещалась при Советской власти странная контора — редакция издательства «Советский писатель» под названием «По работе с молодыми авторами». Говоря проще, это была кормушка для малоимущих членов: здесь им выдавали на рецензирование всяческую графоманию, которая приходила самотеком в адрес писательского cоюза. И за рецензии что-то платили. И издавна здесь же помещалась редакция журнала Союза писателей «Дружба народов». Журнала идеологически важного: в нем публиковались авторы из «братских республик» в русских переводах, каковыми тоже кормились те русскоговорящие прозаики и поэты, кто до этого пирога был допущен.
В азартные и лихие годы перестройки все что можно в Литфонде и союзе было украдено, приватизировано и продано — поликлиника, ресторан, даже маленькая фабричка по обжигу керамических изделий в писательском поселке Переделкино. Что украсть было нельзя, то сдали в аренду. Но самым невероятным образом устоял и уцелел именно дом Ростовых: потолки низенькие, комнатки маленькие, все сто лет не ремонтировалось. И, кроме того, здесь как сидел при Сталине, при Хрущеве, при Брежневе, при Андропове первый секретарь Сергей Михалков, так и досидел до Путина. Союз разваливался, реорганизовывался, переименовывался, но автор «Дяди Степы» знай себе сидел. «Волга течет при всех режимах», как мудро говаривает по этому поводу младший сынок 90-летнего аксакала Никита Сергеевич…
Так бы и досидел старик до, хочется сказать, пенсии — кто б его тронул, но тут произошло необъяснимое. На 92-м году жизни гимнопевец вдруг решил это насиженное им же самим место — ни за что не догадаетесь! — приватизировать. И издал замечательное постановление: чтоб в трое суток все, кто еще засиделся по щелям под его руководством — выжили еще какие-то редакторши, какой-то хилый аппаратик одного из умирающих писательских союзов (того, что либеральной окраски), кто-то еще по мелочи — враз освободили помещение. И пошли, культурно выражаясь, на «куда подальше». Здесь штришок, ироническое подмигивание судьбы: под выселение, естественно, угодила и «Дружба народов», тогда как в последние годы возглавлявшийся старцем союз назывался «интернациональным». Но это к слову.
Стыд, конечно, старикану так-то вот с собратьями, можно сказать, по литературному перу поступать — немилосердно, грубо, зримо. Вот и депутат-поэт Евгений Бунимович говорит в телевизоре: мол, неловко как-то за русскую литературу, за отечественную, с позволения сказать, словесность. Да что там говорить — нехорошо, конечно, получилось, это наверняка и сам главный и бессменный секретарь этой самой литературы в меру своих стариковских сил понимает. Да он бы, скорее всего, и не стал бы рыпаться — зачем ему? Но в его поведении виден чей-то куда более твердый, чем стариковский, почерк. Догадайтесь-ка — чей?
Прямо указать у нас не получается. По судам затаскают — не отмыться. Подписи этого человека нету, другая стоит подпись. Но ведь посоветовался же старик с семьей, прежде чем в очередной раз мараться? Никак не мог не посоветоваться. И княжеская семья (на княжеском титуле особенно громко настаивает именно младшенький — партийному старцу все-таки неудобняк) в этом случае воспользовалась авторитетом своего патриарха, одопевца милиции, орденоносца и многожды лауреата. Мол, что это графский особняк стоит какой-то неприбранный? Этим самым, с позволения сказать, писателям он зачем? Незачем. А нам надо, нам пригодится. Да и делов-то: уложить на лопатки несколько немолодых редакторш и делопроизводительниц — это вам не ухватить на бегу за ляжку волков из Киноцентра, здесь и сил 90-летнего старика достанет...
Одно загадочно: куда ж раньше-то смотрели? А ну как не успели бы? Но, видать, крепкий оказался старикан, к нему было на кривой козе не подъехать. А теперь, стало быть, стал сдавать. Да и погода за окном располагает. Ну и его попросили по-родственному подмахнуть, значит. Пока поезд не ушел.
Оно, конечно, как всегда, поднялся хай. Мол, опять грабят, произвол, на помощь! Натурально, нужно бежать на прием к самому царю — кто еще рассудит, у других все схвачено… Старая песня. И ведь какие странные люди: сидят в холоде, из щелей дует, денег на ремонт у союза нет. Шли бы домой, чайку бы попили с сухариком. На что вам графский особняк? А мы-то уж что-нибудь придумаем: евроремонт, ресторан, казино, бордель, у нас полно идей и планов полезных общественных начинаний. А писать и дома можно, потом читать близким в семейном кругу… Так что идите, идите, вон и автобус ваш подошел — что, не видно за нашим «Мерседесом»? И все будет хорошо, все будут довольны. Уже и так все довольны, правда ведь?.. Да, солнце истории все палит, но князь никак не утомится.
