Цивилизация
Какая же это ловкая особа, Валерия Гай-Германика! Всех взбаламутила, развела, построила, заставила говорить о своем радикальном сериале «Школа». Именно в этом высшая ценность нового проекта Первого канала.
Меньше всего мне хотелось бы записываться в ряды безоговорочных защитников Гай-Германики и Эрнста от тьмы хулителей. С подозрением отношусь к той горячности, с которой «Единая Россия» в лице своих лучших сынов типа Андрея Исаева бросилась на амбразуру. (С чего бы это? Обычно консервативные модернизаторы не впадают в восторг от творческих экспериментов.) Да и в самом фильме есть много проблем художественного и этического свойства, речь о которых впереди: пока мы увидели только первые шесть серий из шестидесяти. Более того, прекрасно понимаю, что хоть Германика, хоть Эрнст ― известные специалисты по навариванию рейтинга как на зрительском отрицании, так и на одобрении. И, тем не менее, в «Школе» есть правда, пусть не вся, но есть, а это уже достойный повод подумать о главном. Ведь если не работает важная часть системы ― значит, не работает система в целом.
Любой роман воспитания, как бы он ни назывался и кем бы ни был создан, ― в первую очередь роман о становлении души, взрослении, прощании с иллюзиями. «Школа», представляющая царство основных инстинктов, не исключение. Она же емкая метафора нашей жизни. Сами страсти по сериалу свидетельствуют: страна пока не может справиться с растянувшимися на десятилетия сложностями пубертатного периода. Та система координат, в которой ведется дискуссия, наглядно демонстрирует задержку в развитии.
Если бы ток-шоу «Судите сами», где горячо обсуждалась «Школа», поставить в эфирной сетке рядом, скажем, с документальным фильмом о Первом съезде советских писателей 1934 года, то зритель поразился бы обилию стилистических и лексических совпадений. Причем как противники, так и сторонники сериала говорили примерно в одних и тех же терминах о воспитательной роли искусства, об ответственности художника перед обществом, о положительном герое. (Правда, сам герой в трактовке ведущего Максима Шевченко выглядит странновато. Новичка 9 «А» класса Илью Епифанова он назвал моральным бунтарем. Может, Шевченко известен дальнейший сюжет, но пока Епифанов ― классический провокатор, эдакий будущий Нечаев.)
Удивительно, как при нынешней свободе эстетического выбора мы по-прежнему отдаем дань соцреализму, чьи принципы, как нам услужливо подсказывает Большая советская энциклопедия, были «гениально определены Сталиным». Действительно гениально. Похоже, соцреализм не столько художественный метод, сколько тип мышления, данный нам на века. Стремление к упрощенной картине мира, но такой, чтобы непременно содержала идеологический уклон, составляет основной мотив тех, кто хочет запретить сериал. Причем любопытно, что и чиновники, и школьники опять же приводят одни и те же аргументы.
Хитрость подростков обычно шита белыми нитками. Точно так же стан запретителей пользуется простеньким, но надежным аргументом: то, чего нет в ящике, нет в реальности. Чем больше запрещаешь, тем спокойней живешь. Если на экраны не выйдет фильм Павла Бардина «Россия-88», значит, проблемы русского фашизма не существует. Но вот в «Школе» учительница тусклым голосом говорит: «Господи, ну почему эти кавказские женщины так плохо соображают?» ― и стройная концепция рушится. Обыденная реплика (в устах педагога!) дает сигнал о таком уровне ксенофобии в обществе, от которого рукой подать до фашизма.
Уровень дискуссии о «Школе» показал нашу невписанность в мировое пространство. Все рассуждения не простираются дальше родных осин и времени конца семидесятых ― начала восьмидесятых, «Чучела» и «Розыгрыша». О том, что современная культура прирастает большим количеством сочинений о сегодняшних подростках, оппоненты, похоже, даже не догадываются. (Хотя Первый канал, приступая к работе над сериалом, наверняка имел в виду успех фильма Лорана Канте «Класс», получивший в Канне «Золотую пальмовую ветвь» в 2008-м.) А если и догадываются, то им это не интересно. Мы всегда сами по себе. Весь мир уже неделю только и трубит, что о трагедии на Гаити. Мы же если даем в новостях беглые сюжеты, то акценты неизменно делаем на помощи России и героических действиях наших эмчеэсовцев. Мы даже об украинских выборах говорим на этот раз как-то лениво. А чего, действительно, говорить, если невозможно повлиять на их исход?
Вообще отношения России с ближними и дальними соседями ― это отношение озабоченного игрой гормонов мальчика Лёхи Шутова к девочке Ире Шишковой («Школа»). Мы очень хотим, чтобы они нас любили, но, если невозможно получить весь капитал и сразу (по методе известного героя Достоевского), быстро впадаем в гнев и подобно Лёхе готовы на грубость и даже агрессию. Те, кто видел последний выпуск «Мультличностей», легко поймут, о чем речь. То, как в программе подаются куклы руководителей бывших братских республик (основной бомбовый удар пришелся на сей раз на Александра Лукашенко), выходит за рамки не только вкуса, но и здравого смысла, не говоря уже о дипломатическом этикете. В конце концов, речь идет о законно избранном президенте.
Завершим пубертатные аналогии последней из тех, что представляется мне особо важной для нашей общественной жизни: смещение сути, замещение смысла, подмена главного второстепенным. Данное обстоятельство снайперски подметил учитель Сергей Волков: в Год учителя наше государство будет решать не проблемы школы, а проблемы сериала «Школа».
