Цивилизация
В моду снова входят эпистолярный жанр и давний спор славян между собой на тему «поэт и царь». Залпом «Авроры» прозвучал недавний выпуск передачи «К барьеру!», где Виктор Ерофеев бросил перчатку президентолюбивому Никите Михалкову, подписавшему письмо от имени (но не по поручению) 65 тысяч коллег на высочайшее имя с просьбой не уходить.
Спор не блистал оригинальностью концепции, но интересен деталями. Образ духовного лидера, умоляющего президента нарушить Конституцию, на глазах давал трещину. Если В. Е. вел дискуссию со спокойным достоинством, то его оппонент отличался суетливостью и, как сказал бы Пастернак, «сменой подоплек». Ему говорят: зачем творцам сочинять на коленях восточное письмо султану? А он с изощренностью Жириновского отвечает вопросом на вопрос: а почему мой 26-минутный фильм о Путине – плохо, а два пятичасовых юбилейных концерта Кобзона одновременно по двум каналам – хорошо?
Без привычного цитирования Ильина и Бердяева интеллектуальный потенциал Н. М. выглядел достаточно скромно. Фекальные аллюзии резко приостановил ведущий; о любви к президенту наш герой говорил и прежде; о собственной свободе и независимости зрители тоже слышали не в первый раз. (Все равно, заметим в скобках, свой личный рекорд режиссер не перешибет. Несколько лет назад его спросили: в чем залог успеха вашей семьи, которой при любых режимах живется хорошо? Н. М. ответил гениально, на мой вкус, это его лучшее творение: «Волга всегда впадает в Каспийское море»). Правда, Н. М. удалось обогатить скудную телепалитру новым жанром. Он заявил, что его фильм «55», показанный в день рождения Путина, просто тост. Нет сомнений, что сей новый перспективный вектор документалистики обречен на большое будущее в нашем не столько гражданском, сколько византийском обществе.
Вообще, обратила внимание на некую закономерность:
у тех, кто не может молчать о посетившем его светлом чувстве к главе государства, возникают проблемы и с манерой публичного поведения, и с логикой, и с лексикой.
Так, трудно было не услышать словесные изыски секунданта Н. М, друга и по совместительству замминистра культуры Павла Пожигайлова. В год русского языка Пожигайлов внес достойную лепту в подведомственную ему культуру в виде фразы типа «у меня день рождения было в сентябре».
Замминистра волновался; уж как он любит президента, деяния которого у него вызывают «внутреннюю радость того, чего достигла страна», а оппоненты эту радость не разделяют.
Тут уж и Н. М. сорвался, ополчился на либералов — сами выбирают человека, «чтобы потом своими же руками его топтать». Но особенно досталось либералам, обладающим столь редким умением топтать людей руками, от другого секунданта Н. М., Михаила Леонтьева. «Совесть есть, блин?» — завопил он, впадая в буйство по поводу прошелестевшего в раскаленном воздухе словосочетания «культ личности». Еще больше его разозлили упоминания о терроре и о 37-м годе. «Какие же нужны иметь глисты в голове, чтобы все время об этом твердить?» — кричал Леонтьев, окончательно заходясь в публицистическом раже.
Бедный Леонтьев! Если бы он только знал, что пройдет всего несколько дней, и Владимр Путин отправится на Бутовский полигон! Тот самый, который и поныне — кровоточащий символ террора, 70 лет назад провозглашенный государственной политикой СССР. Если бы наш секундант на секунду смог представить, какие пронзительные слова найдет президент о гибели миллионов тех, у кого было свое особое мнение и кто не боялся его высказывать. А главное, если бы он смог тогда заглянуть в путинские глаза и увидеть – это глаза человека, который здесь и сейчас понял нечто важное для себя, такое не сыграешь… Так нет же – не знал, не предвидел, не заглянул. Стратег, однако, этот Леонтьев, о глистах беспокоится.
Впрочем, мы несколько отвлеклись от магистральной темы. Не успел Соловьев обсудить одно письмо, как подоспело другое, с противоположными знаками – подписанты просят президента уйти и не нарушать Конституцию. Этих на экран не пустили, зато тот же Соловьев вывел на свой телевизионный «Воскресный вечер» третью группу известных творческих интеллигентов, призванных символизировать нейтральность позиции. Они и символизировали, как могли. Марк Захаров голосом кота Леопольда увещевал неразумных не хамить власти и не показывать специально свою оппозиционную смелость. Павел Лунгин безуспешно пытался провести демаркационную линию между интеллигентами и интеллектуалами. Николай Сванидзе проповедовал теорию малых дел на примере «Женитьбы» Захарова и «Острова» Лунгина. Обменявшись восторженными комплиментами, очередная тройка культурных оракулов с чувством выполненного долга покинула студию.
Эти новые ориентиры духовного пространства (имею в виду «Женитьбу» и «Остров»), как и все происходящее, навевают тоску. Печально осознавать, что к вечным вопросам интеллигенции «кто виноват?» и «что делать?» прибавился еще один: что означает победа Ерофеева, который набрал в программе в два раза больше голосов, чем Михалков?
Осенней безысходностью веет от самих писем, от вялых диспутов, от упорного молчания адресата; от того, что адресат один для всех, согласных и несогласных, другого не предвидится.
Особенно грустно от драмы, в очередной раз превращающейся в фарс.
Автор – обозреватель газеты «Газета»
