Цивилизация
О том, что для создания инновационной экономики России необходима глубокая реформа образования, сегодня говорят многие специалисты. Российская власть разделяет эту точку зрения. Только вот некоторые из предлагаемых ею мер по реформированию образовательной системы вызывают недоумение.
На недавней встрече с президентом министр науки и образования Андрей Фурсенко заявил, что вместо нынешних 1000 вузов в стране надо бы оставить всего 15–20% — 50 университетов да 150–200 институтов. Худшие, не отвечающие требованиям сегодняшнего дня, закрыть. А остальные объединить, создав крупные учебно-научные центры с современной материально-технической и исследовательской базой, в которых будут работать лучшие ученые и педагоги страны. На первый взгляд, идея выглядит убедительной. Для инновационного прорыва необходимо сконцентрировать имеющиеся ресурсы по подготовке креативных кадров, способных выдвигать самые передовые научные и технические идеи, вырабатывать сложные технологические решения. Только вот зачем для всего этого проводить столь радикальное сокращение? Конечно,
не вызывает сомнения, что многие из нынешних вузов, часть из которых в последние 20 лет с помпой переименовали себя в университеты и академии, на самом деле не в состоянии выпускать высококвалифицированные кадры, давая студентам образование на уровне техникумов, а то и ПТУ.
Поэтому их ликвидация станет вполне уместной. Однако число 150–200 вузов, которые предполагается сохранить, заставляет задуматься над причинами министерского радикализма. Для сравнения: в маленькой Финляндии, население которой составляет примерно 5,3 млн человек, то есть почти в 27 раз меньше, чем в Российской Федерации, существует порядка 60 высших учебных заведений. При этом Финляндия в плане инноваций среди стран-членов Европейского Союза уверенно входит в группу лидеров. Из этого простенького сравнения следует, по крайней мере, что в России, также претендующей на первые роли в инновационном развитии в ХХI веке, число вузов должно быть ну не в 2,5–3 раза больше, чем в Финляндии. Или мы их не числом, а умением? Думается, однако, что мотивация министерства на самом деле может быть обусловлена далекими от инноваций и «креэйтерства» причинами. Не исключено, что чиновники, вырабатывающие подобные предложения, на самом деле ни в какое инновационное развитие не верят. Более того, они убеждены, что в ближайшие десятилетия Россия обречена оставаться страной с топливно-экспортной экономикой, благосостояние которой по-прежнему будет зиждиться на торговле природными ресурсами. Для такой экономики нужны инженеры и управленцы, специалисты для ограниченного списка отраслей, естественно, юристы и финансисты для того, чтобы грамотно оперировать потоками «черного», «голубого» и прочего «золота», а также пролегающие подле них могучими финансовыми потоками. Явно, что исследователи в различных областях фундаментальной науки, специалисты-гуманитарии, даже медики для такой системы в больших количествах не требуются. Не нужно и 2000 вузов.
Но у инициаторов сокращения может быть и иная логика. Как, известно, что уже в ближайшее время страна столкнется со сложной демографической ситуацией, когда нехватка кадров будет ощущаться буквально везде – на промышленных предприятиях, стройках, на транспорте. Уже сейчас возникли определенные проблемы с выполнением некоторых государственных программ, прежде всего, связанных с выпуском высокотехнологичной продукции: не хватает квалифицированных рабочих кадров. Поэтому
вполне вероятно, что у чиновников возникла простая по сути и революционная по содержанию идея. За счет радикального сокращения студентов вузов увеличить количество обучающихся на специальности рабочих и техников.
Опять-таки для сравнения интересен пример Финляндии. В этой стране, некогда заслужившей мировую репутацию производителя высококачественных промышленных и сельскохозяйственных товаров, тоже жалуются на появившуюся нехватку рабочих по традиционным специальностям. Слишком популярным стало высшее образование… Однако сокращать в 5–6 раз количество университетов для восполнения дефицита рабочих кадров в Финляндии никто не собирается. Ищут другие выходы из складывающейся ситуации. Но в России, к сожалению, за ее многовековую историю вера в простоту и эффективность административных решений в правящих кругах традиционно доминировала над другими подходами.
Сокращение количества студентов может выполнить еще одну важную социальную функцию, о которой чиновники министерства науки и образования, вполне вероятно, и не думали. Но, как говорится, благими намерениями… Дело в том, что
при сокращении количества абитуриентов заградительные барьеры для поступления в вузы выходцев из нижних социальных слоев даже при наличии ЕГЭ существенно повысятся.
Ведь реальный конкурс возрастет, и вузы в целях улучшения отбора наверняка добьются введения специальных фильтров, позволяющих отсеять ненужных абитуриентов. В принципе, подобная «селекция» соответствует долгосрочным интересам нынешних элит. Они сформировались в неконкурентной среде и хотели бы продлить свое доминирование в политике, экономике, государственной службе на возможно долгий период.
Элитизация высшего образования – важнейшее условие для решения этой задачи.
Если вузов будет немного, а престижных еще меньше – это надежная гарантия того, что на доходные должности в руководстве крупных компаний, банков, высокие посты в госаппарате и впредь будут попадать молодые выпускники, преимущественно представляющие именитые и уважаемые в стране фамилии.
Что же касается вертикальной мобильности как одной из предпосылок инновационной и динамично развивающейся экономики, так это не столь уж и важно. Живут же страны Персидского залива без всякой там мобильности. И хорошо живут – как королевские семьи, так и их «худородные» подданные.
