НИИБЗЧ

Пугливо перемещаясь по улицам хорошеющей нашей столицы, нет-нет да наткнешься взглядом на неприветливое сооружение строгих, геометрически совершенных форм. Серые параллелепипеды, обнесенные бетонными заборами, – суровые памятники долужковской архитектуры, величественные артефакты канувшей советской Атлантиды. А ведь еще на моей памяти здесь кипела жизнь, билась о края черепной коробки пытливая мысль, переливались из пустого в порожнее финансовые потоки.

В этих стенах располагались когда-то научно-исследовательские институты, сокращенно НИИ. Сколько их (действующих) осталось сейчас — одному Богу известно, сколько их было когда-то — Он вряд ли догадывался и сам.

Этот загадочный феномен еще предстоит разгадать потомкам. НИИ могли быть чего угодно, поскольку сфера приложения научного ума поистине безбрежна и поражает ум обычный своим прихотливым многообразием. Легендарный НИИЧАВО (чародейства и волшебства), воспетый Стругацкими, вписался бы в этот длинный ряд без особой натяжки.

Кто не помнит знакомые с детства плакаты, иногда мозаичное панно, порой фрески, изображавшие атеистическую советскую троицу – рабочего, колхозника, представителя научно-технической интеллигенции.

Сам канон допускал, впрочем, варианты, оставляя простор для фантазии творца.

Скажем, рабочего могла венчать сдвинутая на лоб сварочная маска или надвинутая на него же строительная каска. Колхозник горячо прижимал к груди золотистый сноп, не возбранялось ему также сжимать штурвал комбайна, а иногда и неожиданно предстать в образе миловидной доярки. Интеллигент же, как правило, был ученым. Неотъемлемой его принадлежностью являлся белый халат. Руки, в зависимости от объекта исследования, были заняты моделью атома или химической ретортой. Вот эти-то, в белых халатах, и заполняли по утрам описанные выше сооружения. В отличие от своих плакатных воплощений, они носили обычные костюмы, юбки, кофты, свитера и джинсы польского производства.

Чем же занимались там эти симпатичные люди, со многими из которых жизнь на разных этапах сталкивала автора? Проще всего было бы сказать, что научной работой, но в этом случае картина оказалась бы слишком плоской. Да, научная работа там действительно велась, о чем неумолимо свидетельствовали пухлые годовые отчеты, отправляемые в профильные министерства. Но эта была лишь надводная часть айсберга, официальная и скучная. Настоящая же, или подводная, была куда живей и красочней.

Большинство из этих почтенных учреждений напоминало частные предприятия бытового обслуживания из фильмов про советских подпольщиков. Допустим, некое ателье, куда заходит немецкий офицер с целью расставить новые галифе. Приемщица радостно встречает незваного гостя, затем зовет седоусого закройщика в перевязанных очках и портновским метром через плечо. Тот заводит клиента в примерочную, снимает с него мерку и заверяет господина обер-лейтенанта, что все будет сделано в лучшем виде к завтрашнему утру. После чего ни о чем не подозревающий оккупант покидает ателье, насвистывая какую-нибудь глупую немецкую песенку, а приемщица и закройщик, сплавив надоедалу, возвращаются к прерванному обсуждению плана подрыва главной вражеской водокачки.

В системе координат рядового советского НИИ роль туповатого немца отводилась начальству, а мастеров лукавого пошива – трудовому коллективу. Естественно, существовали академические институты и почтовые ящики, занимающиеся вполне серьезным и реальным делом, но, как говорил мой сосед в ответ на просьбу вернуть взятую до получки десятку, сейчас не об этом.
Продукция, создаваемая на основе институтских разработок, за редким исключением, не дотягивала до мировых стандартов. Хотя по виду, с поправкой, разумеется, на аскетический дизайн, она что-то смутно напоминала. Если это был автомобиль, то обязательно имелись кабина, руль и четыре колеса. В телевизоре, пусть даже недорогом, были предусмотрены корпус, кинескоп и ручки настройки. Помните роман знаменитого фантаста Клиффорда Саймака «Почти как люди»? Так вот, все эти изделия были почти как вещи. Сходство заканчивалось в тот момент, когда ты начинал ими пользоваться. И ведь что удивительно: их разработчики были при этом нормальными людьми. Притом зачастую довольно рукастыми. Они (а не торжественно воспетый пролетариат) по выходным сноровисто обивали двери, строчили на дому джинсы, которые под лупой не отличить от фирменных, и за три часа собирали импортные мебельные гарнитуры, практически не прибегая к ненормативной лексике.

На своем же рабочем месте им приходилось заниматься имитацией. Огромные научные коллективы годами в поте лица производили симулякры, полностью отдавая себе в этом отчет (не путать с теми, которые, как уже говорилось, ежегодно отправлялись наверх). Что говорить, сильно маялась научно-техническая интеллигенция на своих рабочих местах. Не оттого ли так славно оттягивалась она на усердно изобретаемых семинарах и научных конференциях. А знаменитая «картошка»! В отличие от сортировки гнилой сельхозпродукции на овощебазах, коллективный выезд на пленэр сроком на три недели воспринимался как подарок судьбы. Накопленная за день приятная физическая усталость легко снималась там нехитрым ассортиментом местного сельпо и мощным выбросом сексуальной энергии. Что же касается нерастраченной интеллектуальной, годами копившейся по месту основной работы, то она просто не могла не устремиться в иное русло.

Подхватив еще на студенческой скамье вирус КВН, техническая интеллигенция мощно зарекомендовала себя на поприще юмористики. Знаменитая некогда 16-я полоса Литгазеты черпала своих авторов из этой сомнительной среды. Недаром так любили выступать в скромных конференц-залах НИИ Жванецкий и Высоцкий, Окуджава и Ким. А где, по-вашему, находились первые громоздкие аппараты для ксерокопирования? Те самые, на которых под носом у первого отдела размножались «Архипелаг Гулаг», «Лолита», некупированный вариант «Мастера и Маргариты»… Именно в стенах НИИ беспокойные сердца комсомольцы наплодили центры научно-технического творчества молодежи, откуда шагнули впоследствии на страницы «Форбса» нынешние олигархи. А кто, как не бывшие завлабы, с корчагинской беззаветной страстью прокладывали рельсы для узкоколейки, по которой устремился в светлое завтра наш паровоз? Увы, далеко не всем в нашей сегодняшней капиталистической коммуне нашлось место. Многие из тех, кто помоложе и, соответственно, легче на подъем, в какой-то момент спрыгнули с этого самого паровоза, предпочтя ему иные, более современные средства транспорта зарубежного производства. Повнимательнее приглядевшись к ним и быстро разобравшись в устройстве, они вовсю бросились наверстывать упущенное.

Бывая с частотой примерно раз в два года в гостях у своих друзей в тех же Штатах, должен признать, что тамошние мои ровесники, хоть и пашут с утра до вечера на своих компьютерных фирмах и университетских кафедрах, выглядят при этом куда моложе ровесников здешних. Подтянутые и спортивные, они практически отказались от вредных привычек, на алкоголь это, впрочем, не распространяется. Что же касается досуга, то полученная в молодости закваска оказалась неистребимой. В домашних фонотеках все так же на почетных местах Окуджава и Галич, на книжных полках «серебряный век», в бейсменде байдарка и палатка, — словом лыжи у печки по-прежнему стоят. И слеты КСП, проводящиеся с завидной регулярностью на обоих побережьях, по-прежнему собирают тьму народа. Того самого, что корпел когда-то над диссертациями в своих НИИ БЗЧ (Бог знает чего), не подозревая, что это-то и были лучшие годы его жизни.