Спас рукотворный

Я уже было написала первые несколько фраз колонки, надеясь вразумить господина Онищенко, пытающегося бороться с вирусом новомодного гриппа методом перекрытия границ РФ в одну сторону — то есть во внешний кишащий вирусами мир. Обратно-то, похоже, пока не в его силах (хотя кто знает?), поэтому вместе с вирусоносными иностранцами грипп к нам приезжать сможет. И если господин Онищенко не собирается окончательно закрыть страну Россию, то лучше бы вместо своего ноу-хау в области борьбы с гриппом он занялся пропагандой методов укрепления иммунитета у наших ослабленных алкоголем и неправильным питанием граждан... И вот, только было я размахнулась, чтобы сказать господину Онищенко все, что думаю о его методах преодоления трудностей, как под открытыми окнами кто-то нежно пропел на чистом французском: «Наташа (ударение на последнем а), ты там?» Услышав положительный ответ и не дожидаясь дополнительного приглашения, ко мне на второй этаж взлетел легкий и подтянутый директор соседнего гейского книжного магазина.

— Ты видела Путина?

— Это к Колесникову.

— Колесников — это кто? Он гей?

— Вроде не был... Да что случилось-то?

Жан-Пьер, не спрашивая разрешения, что ему не свойственно, сел к моему компьютеру, и его легкие пальцы заиграли по клавишам. Через несколько секунд он развернул ко мне экран. Полуголый Путин — в темных очках, со слегка недокачанной, на мой вкус, грудью — кормил с руки коня.

— Да ладно. Лето, жарко, разделся человек...

Я пыталась защитить обнаженную часть, извините, честь нашего премьера.

— О, и прекрасно, прекрасно! Мне очень нравится! И, имея такого... мужественного человека у власти, кто-то смеет запрещать в России гей-парады?

Я сделала вид, что не услышала.

— Такой... мужественный мужчина, извини за тавтологию, может теоретически нравиться и женщинам...

Жан-Пьер сделал вид, что не услышал.

Он улыбался своей самой нежной улыбкой.

Не успела я ткнуть в следующую фотографию, как мой гость опять постучал по клавишам, и на экране появилась заметка в The Times: «Bare-chested Putin strikes a macho pose», в которой было буквально написано, что эти фотки «will also confirm the Russian Prime Minister's status as a gay icon».

— Ты понимаешь, как я прав? Шери, это решает проблему с осенним открытием магазина!

— Что именно ЭТО, и в каком смысле решает?

— Мы сделаем большую фотографию месье Путин (ударение на и), этот прогрессивно-обнаженный политик станет центром нашей витрины уже в сентябре. И устроим русский парти. Ты поможешь? Шампанское — рекой!

— При чем здесь шампанское?

— А-а-а... Водка! Водка — рекой! Ну и все остальное, что там полагается к водке. Маре будет гулять всю ночь!

Жан-Пьер махнул мне рукой и полетел в Касабланку, как он мне сообщил, на каникулы, благодаря судьбу и Путина, решивших для него проблему с осенним открытием самого модного в парижском гейском квартале Маре книжного магазина.

Я мысленно представила себе, в окружении каких иных картинок, книжек и фотоальбомов будет красоваться в витрине голый торс моего премьер-министра. И меня посетило теплое, непафосное, не изведанное ранее чувство гордости за самого незакомплексованного из ныне живущих премьер-министров, не стесняющегося своей 57-летней наготы, плевать хотевшего, чьей там иконой он станет, не ждущего, когда его подловят папарацци, а лично позирующего проверенным людям в свой единственный за последнее время выходной.

В выходной — когда хочется отъехать от всех куда подальше на внедорожнике «Лексус» (чтобы не вспоминать о миллиардах, которые он бессмысленно вгрохал в отечественный автопром), туда, где время течет неспешно, как в Швейцарии, о чем напоминают часы на руке, где красота и эта чистая река, которую он покоряет стилем баттерфляй — самым технически трудным стилем в плавании, как бы подтверждая, что «вынесет все и широкую, ясную грудью дорогу проложит» всем нам, хлюпким, неподтянутым и не плавающим баттерфляем. И мы за этим его крепким торсом — как за каменной стеной. Он делает эти снимки для нас и ради нас. Это другие, постаревшие, пополневшие и совершенно одетые бывшие президенты летят к диктатору и достают из тюрьмы двух журналисток, чтобы пропиарить себя и жену при должности. А наш все делает только для нас. Все для народа. Ради нас он ныряет в глубоководном аппарате на дно Байкала, усмиряет уссурийскую тигрицу, ездит по ночам к байкерам тоже ради нас и ради нас вынужден общаться с белым китом с непредсказуемым характером. Только ради нас вот уже во второй раз он надевает ковбойскую шляпу, темные очки и снимает рубашку перед фотографом...

Черт возьми, я хочу видеть этот момент — как он расстегивает пуговицы и готовится к съемкам или как он снимает штаны и подходит к реке, а в это время фотограф настраивает камеру, что-то ему говорит... Не важно, какого рода съемки это напоминает. Важно, что Путин открывает фотографу и нам самое интимное, что есть у властителя, — его тело. Что большее он может нам дать? Что еще он может нам показать?

Ровно 10 лет назад Владимир Путин стал у власти. Ему тогда было 47 лет. Сейчас ему 57. Десять лет он у власти в стране, где одного Беслана хватило бы, чтобы спятить или как минимум запить, не говоря уже о «Курске», «Норд-осте», заказных убийствах, войне в Чечне, в Грузии... Но, глядя на обнаженного по пояс премьера, понимаешь, что тренировки не прерывались ни на день, что власть сильнее разума, что через три года, когда ему будет 60, а в Кремле вновь наступит час выбора, он снова будет на коне и, не снимая темных очков, будет кормить нас с руки и делать нам подарки...

Мои светлые мысли прервал Жан-Пьер, успевший добраться до аэропорта:

— Шери, а ты обратила внимание, кому он подарил часы? И помнишь, кого он целовал в животик?

— Замолчи, ты мерзкий извращенец!

— Я не знаю, о чем ты подумала. Я лишь имел в виду, что мало того, что ваш Путин (ударение на и) красив без меры, но еще и добр, и щедр. Придется вывесить в витрине и потрет месье Путин с мальчиком в его часах. На одной фотке будет тело. На другой — душа. Кто там из ваших сказал, что в человеке все должно быть прекрасно? Ты понимаешь концепцию? Пригласим русского посла на открытие!