Цивилизация
— Россия вступает в ВТО уже 18 лет, почему же именно сейчас, когда осталось менее полугода до ратификации соглашения Госдумой, стартовала работа по защите отраслей экономики, а по словам замминистра экономического развития Андрея Клепача, правительство до сих пор не определилось с мерами поддержки?
— Это не так. Работа по подготовке к членству в ВТО, включая инструменты, необходимые для минимизации или нейтрализации рисков, началась в 2001 году, когда переговоры в Женеве перешли в активную фазу. В частности, были введены в действие нормативные акты, определяющие условия и процедуры применения мер по защите рынка в случаях, когда импорт наносит ущерб российской экономике, подготовлены эксперты, приняты программы модернизации развития ключевых отраслей российской экономики, десятки других мер. Сейчас мы занимаемся их тонкой настройкой, ориентированной на тот анализ, который подготовил бизнес по итоговым документам присоединения. Подавляющее большинство договоренностей в ВТО были известны бизнесу пять лет назад, хотя переговоры по некоторым важным элементам пакета присоединения действительно были закончены лишь в начале ноября прошлого года. Идет обычная бюрократическая работа. Какие-то предложения бесспорны, какие-то требуют дополнительного анализа. Но мы в графике.
— Вы согласны с цифрой прямого ущерба от ВТО в 1,5 трлн рублей ежегодно — около 0,7 трлн рублей от снижения или отмены импортных или экспортных пошлин и еще 0,8 трлн рублей в сельском хозяйстве?
— Я не понимаю, откуда берутся такие цифры, и никто нам этого не может объяснить. Действительно, в результате присоединения у нас будут снижаться таможенные тарифы. Но это не обязательно приведет к падению доходов бюджета. Во-первых, снижение пошлин приводит к росту их собираемости. Чем ниже пошлины, тем охотнее бизнес их платит. Во-вторых, снижение пошлин, как правило, ведет к росту торговли, а значит, и к росту таможенных платежей. В 2002—2003 годах наш тариф был в среднем снижен примерно на три процентных пункта, а доходы от таможенных платежей возросли. Такое же трехпроцентное снижение нас ждет в течение семи лет после присоединения к ВТО, и мы рассчитываем, что оно даст такой же эффект для бюджета.
«0,8 трлн рублей ущерба в год для сельского хозяйства» — это еще более интересная фантазия.
По базовым сельхозтоварам защита рынка принципиально не снижается, а по некоторым — например по птице, — растет. Объем господдержки, который мы можем оказывать селу, не уменьшается, а в первые годы членства в ВТО даже может увеличиваться. Плюс возможность открытия внешних рынков для нашего экспорта. Откуда ущерб? Непонятно. Наверное, авторы этих цифр знают что-то, чего не знаем мы. Скрывать эти знания категорически неправильно, потому что если такая угроза действительно существует, ее надо детально выявить и подумать над «противоядием».
— Как Минэкономразвития оценивает готовность российских компаний к ВТО? По некоторым данным, лишь 6% разработали стратегию адаптации, и 11% планируют сделать это в ближайшее время.
— Не исключаю, что эти цифры правильные. Для большинства компаний ничего в худшую сторону не изменится. Например, мы практически не получаем никаких запросов от компаний, занятых в сфере услуг, а это примерно половина нашей экономики. В этом секторе реально озаботилось присоединением только наше адвокатское сообщество, и мы создаем специальную совместную группу для выработки мер, касающихся регулировании этого рынка. Стоит заметить, что речь пойдет не о либерализации, а об ужесточении условий доступа на рынок: наши компании хотят воспользоваться поводом и укрепить позиции.
Об отсутствии проблем в связи с присоединением к ВТО нам сообщили мебельщики.
Снижение тарифов на лекарства — большой плюс для всех российских граждан, но никак не влияет на конкурентоспособность компаний, поскольку на этом рынке ее определяют другие факторы. Мы договорились о беспрецедентно высоких пошлинах на самолеты, но нас никто не просит все эти пошлины применять. И такая ситуация во многих других секторах.
Те, у кого есть проблемы, к нам с ними приходит, и мы смотрим на возможные решения. Кстати, многие используют ВТО как повод обратить наше внимание на давно обсуждаемые внутренние проблемы, до которых по разным причинам не дошли руки. Например, на излишние административные барьеры при экспорте или на отсутствие нужной статистики, на неэффективность процедур защиты рынка.
— Больше всего беспокойства вызывает сельское хозяйство. Насколько обоснованы опасения, что снижение пошлин на мясо свинины и говядины приведет к закрытию ряда предприятий, увеличению сроков окупаемости, росту импорта до 35—45%?
— Для говядины ничего с тарифом не меняется. А по рынку свинины знаю, что рентабельность у ведущих отечественных производителей весьма высока, а по уровню цен в магазинах мы далеко не на последнем месте. Я не считаю, что ввозная пошлина на внеквотный ввоз свинины в 65%, которая будет действовать после присоединения, слишком низкая. Она вполне достаточна для защиты рынка. И мы должны понимать, что импортную пошлину платит не импортер, а платим мы с вами, потребители. Поэтому, когда мы повышаем пошлины, мы залезаем в кошельки наших граждан. Это аксиома. Чем выше пошлины, тем выше цены. Чем выше цены, тем большую зарплату надо платить. Чем больше зарплата, тем ниже конкурентоспособность компании, которая эту зарплату платит. Это очень простая арифметика. Пошлины нужны, защита отечественных производителей нужна, но все должно быть сбалансировано и в меру.
— В последние недели прозвучало много предложений по поддержке сельского хозяйства. Среди них — продлить ставку нулевого налога на прибыль для сельхозпроизводителей до 2020 года; продлить льготы по освобождению от уплаты НДС при ввозе племенного скота, эмбрионов, семени и сельскохозяйственной техники до 2020 года; сохранить размер субсидирования процентных ставок по кредитам, полученным после 1 января 2013 года, на уровне ставки рефинансирования ЦБ; продлить субсидирование процентных ставок по кредитам, выдаваемым для развития животноводства, на срок до 20 лет; компенсировать часть долга, выданного на строительство, реконструкцию и модернизацию животноводческих комплексов, на приобретение для них племенного материала, техники и оборудования; компенсировать инвестиционные кредиты; списать пени и штрафы по лизинговым платежам; заменить скидку на топливо на более эффективный инструмент. Как Минэкономразвития относится к этим предложениям?
— Все эти меры внешне не противоречат ВТО. Нужны ли они — должны решать профильные специалисты. Интересно предложение об отмене НДС при ввозе сельскохозяйственной техники. Вообще-то, наши производители этой техники недовольны предстоящим снижением импортных тарифов и тем более вряд ли поддержат отмену НДС. Но оно, видимо, отражает характерную для ВТО дискуссию. Те, кто работает на земле, хотят работать на дешевой и эффективной технике, в том числе и импортной. Тот, кто эту технику производит в России, хочет ограничить конкуренцию. Такая же дискуссия у нас шла почти по всем обязательствам. Например, производители автомобилей хотели, чтобы мы полностью либерализовали доступ иностранцев на банковский рынок, потому что им нужны длинные и дешевые деньги, которых в России как не было, так и нет. Но о либерализации пошлин на ввоз автомобилей предпочитали не говорить. Банкиры защищали наш финансовый рынок от конкуренции, но не хотели переплачивать за «Мерседесы». Поэтому, нам необходимо всегда учитывать баланс интересов производителей и потребителей.
— Как Минэкономразвития относится к идее создания фонда поддержки АПК размером $4,5 млрд, о которой говорит Россельхозбанк?
— Для того чтобы оценить его соответствие нормам ВТО, нам нужно получить детали.
— Какие меры поддержки лизинга отечественной техники обсуждаются?
— Мы должны трансформировать существующую программу лизинга таким образом, который соответствовал бы нашим обязательствам. Форма субсидии поменяется, суть — нет.
— Как Минэкономразвития относится к введению утилизационного сбора на автомобили?
— Это делают многие страны, с ВТО проблем также нет.
— Российский режим промсборки автомобилей, не соответствующий необходимым нормам и правилам ВТО, будет сохранен в рамках членства России в ВТО до 2018 года. Какие будут механизмы после 2018 года?
— Пока об этом рано говорить. Ситуация меняется быстро, и конкретными мерами лучше заняться чуть ближе к 2018 году. Они будут адекватны по своему эффекту действующим, инвесторам беспокоиться не надо.
— Как Минэкономразвития относится к идее законодательно закрепить использование отечественного сырья и материалов при размещении госзаказа на изготовление формы для военных и для ведомств, в которых носят форменную одежду?
— Нашим обязательствам в ВТО это не противоречит. С моей точки зрения, вообще было бы весьма странно одевать армию, например, в китайские шинели, а ветврачей и налоговиков — во французские кители.
— Как вы относитесь к идее субсидировать 100% ставки рефинансирования по кредитам предприятий на смену оборудования, а также субсидировать кредиты до трех лет, взятые на производство и закупку сырья?
— Нам нужны детали, чтобы понять, будут ли соответствовать эти меры нашим международным обязательствам, причем не только в ВТО, но и в ЕЭП, в Таможенном союзе.
— Возможно ли сохранение ограничений на участие иностранного капитала в телекоммуникационных и медийных активах по истечении переходного периода?
— В телекоме их уже нет. В медийном бизнесе ничего принципиально не меняется.
— Сколько чиновников понадобится обучить нормам ВТО? В России пока нет специализированных юридических компаний, консультирующих по ВТО. С кем тогда консультироваться российскому бизнесу?
— Федеральные министерства предполагают обучить 400—450 чиновников. По два-три эксперта надо подготовить для регионов России. Надо ежегодно готовить по 40—50 человек в вузах — для Минэкономразвития, наших загранпредставительств, ведомств. Сколько нужно бизнесу — бизнес решит сам. У нас пока действительно мало профессиональных консультантов, но я уверен, что в ближайшие годы их число возрастет. Есть сотни иностранных компаний, специализирующихся на праве ВТО, на первом этапе можно воспользоваться и их услугами.
— Когда ждать завершения переговоров с бизнесом и согласованных решений?
— Первая порция, я думаю, будет готова через два месяца. Но процесс на этом не остановится. Нам нужно будет постоянно что-то подстраивать, подкручивать или отвинчивать. Мы продолжим эту работу и после присоединения, в рамках специально созданных на площадках РСПП и других структур механизмов.
— ВТО и Таможенный союз — как будут совмещаться различные обязательства, которые примут на себя три страны? Ведь у Казахстана по ряду товарных позиций больше либерализации, чем в России.
— В рамках Таможенного союза подписан договор, в соответствии с которым наши обязательства в ВТО будут инкорпорированы в договорно-правовую базу Таможенного союза. Когда вступит в ВТО Казахстан — произойдет вторая корректировка, Беларусь — третья. Нам понятно, как гармонизировать тарифные обязательства. В ближайшие месяцы начнем обсуждать походы с торговыми партнерами.
— Сейчас совместно с бизнесом готовится обновленный вариант стратегии участия России в ВТО: какие у нее приоритеты?
— Активная позиция: не рушить то, что уже сделано, продвигать наши интересы и интересы Таможенного союза, снимать ограничения для нашего экспорта и инвестиций, укреплять многосторонние правила торговли.
