Цивилизация
Все знают про государство Ватикан, и мало кто слышал про государство под названием Мальтийский орден. Между тем они расположены практически рядом: с Магистерской виллы, стоящей на Авентинском холме, собор Святого Петра и другие папские владения видны как на ладони. Правда, на что уж мал по размерам Ватикан, а Мальтийский орден еще меньше. Ему принадлежат лишь несколько зданий в Риме да еще старинная крепость на Мальте — вот и вся территория. Зато подданных у Великого магистра насчитывается побольше, чем у понтифика: гражданами Ватикана являются 557 человек (по данным 2006 года), а паспортами Мальтийского ордена обладают около 10 с полвиной тысяч. Паспорта эти вовсе не игрушечные: с ними пускают без визы в 32 страны мира.
И вообще, Суверенный Военный Орден Госпитальеров Св. Иоанна Иерусалимского, Родосского и Мальтийского признан полноценным субъектом международного права, хотя не все члены ООН согласны считать эту организацию самостоятельным государством.
А ведь были времена, когда значимость ордена не нуждалась в особых обоснованиях. Своей буллой от 15 февраля 1113 года папа Пасхалий II объявил о создании в Иерусалиме Ордена госпитальеров Св. Иоанна как самостоятельной институции, выведенной из-под юрисдикции и церковных, и светских властей. Из небольшого сообщества добровольцев, привечавших и лечивших христианских паломников в Святой земле, образовалось могущественное духовно-рыцарское братство, призванное защищать Иерусалимское королевство от вражеских посягательств. Хотя медицина и благотворительность формально оставались для госпитальеров приоритетными функциями, однако на практике они оказались едва ли не главной вооруженной силой, противостоявшей сарацинам. Противостояние, как известно, закончилось падением Иерусалима, а затем и потерей всех остальных земель на Ближнем Востоке. Иоанниты перебрались на Кипр, а оттуда на остров Родос, ставший их вотчиной на два столетия. Лишь в 1522 году, после жестокой осады войсками Сулеймана Великолепного, рыцари были вынуждены оттуда ретироваться — теперь уже на Мальту, подаренную Великому магистру ордена императором Карлом V. Свитое там гнездо долгое время представлялось надежным, пока Наполеон Бонапарт на пути в Египет не высадился с войском на Мальте. Благородные госпитальеры отказались сражаться с единоверцами (да и шансов у них не было, честно говоря) и снова, уже в четвертый раз, превратились в бездомных.
Тут-то и замаячила на горизонте далекая Россия.
Этот минимальный исторический экскурс приходится давать по той причине, что без ретроспективных подробностей понять смысл и состав нынешней выставки трудно. Она собрана из нескольких источников, причем некоторые представляются очевидными (как, например, собственное художественное собрание ордена или Морской музей Мальты), а другие вроде бы не очень к предмету относящимися: при чем тут, казалось бы, Лувр, флорентийская галерея Палатина, Эрмитаж или музей-усадьба Кусково? Ответ как раз и содержится в исторических хрониках госпитальеров.
Из-за постоянных переездов, сопровождавшихся разорением нажитого имущества, рыцарские реликвии и сокровища расползлись по свету. Какие-то канули без следа, иные пришлось потом клонировать.
Достаточно сказать, что великому магистру ордена, навсегда покидавшему Мальту, Наполеон позволил взять с собой лишь три святыни. Разумеется, прочие высокопоставленные иоанниты изыскивали возможность отправиться в изгнание не совсем уж с пустыми руками, но львиная доля богатств осталась в руках французов. Так, легендарный «кинжал веры», символ магистерской власти, Бонапарт забрал себе. В итоге кинжал оказался в Лувре, откуда и прибыл на выставку в Москву.
Каким-то более запутанным путем угодил во Флоренцию «Портрет кавалера Мальтийского ордена» кисти Караваджо. Вообще-то, история отношений гениального живописца с иоаннитами заслуживает отдельного рассказа, а то и полудетективного романа с убийствами, пьяными драками, таинственным побегом из тщательного охраняемой тюрьмы и заочным лишением умирающего художника рыцарского звания, только недавно ему присвоенного. Привезенный из галереи Палатина портрет относится к тому краткому периоду, когда Караваджо, скрывавшийся на Мальте от папского смертного приговора, был в фаворе у правителей ордена, исполняя щедро оплачиваемые заказы. Личность изображенного на портрете установить доподлинно не удалось — понятно лишь, что перед нами кто-то из высших лиц. Эта работа относится к числу последних у Караваджо.
Обилие же российских музеев и архивов, участвующих в проекте, объясняется и просто, и сложно. Само собой, суть дела заключается в личности Павла Петровича — эксцентричного государя, решившего примерить на себя магистерскую корону.
Хотя дипломатический интерес к ордену проявляли и Петр I, и Екатерина II (та даже пыталась привлечь госпитальеров на свою сторону в турецкой войне), все-таки никому из них не приходило в голову сделать Мальту российской губернией.
Может, и Павлу тоже бы не пришло, но ситуация с наполеоновским вторжением на остров подтолкнула под руку. Вспомнились мальчишеские игры и рыцарские романы, взыграли потаенные амбиции — и вот в Петербург потянулись бесприютные иоанниты, в один голос славящие Павла Петровича как спасителя орденских идеалов. Сюжет закрутился нешуточный: император не только короновался Великим магистром, но и перенес мальтийскую резиденцию к себе в столицу, объявив о создании Великого российского приората.
Предполагалось изменить герб империи путем включения в него восьмиконечного мальтийского креста и других рыцарских атрибутов. Существует даже версия, что истинная цель Павла I состояла в конвергенции православия и католичества.
Когда бы не «апоплексический удар табакеркой», отечественную историю могли бы ожидать удивительные приключения. Но вступивший на отцовский престол Александр I от магистерского звания вежливо отказался, и вскоре госпитальеры длинной вереницей двинулись из Петербурга обратно в Европу. Обосновались в Риме, где поныне и процветают.
Несмотря на краткость русско-мальтийского «романа», следы его оказались довольно заметными — хотя бы с точки зрения музейщиков и архивариусов. Скороспелая идея российского приората обросла кипами занимательнейших документов и множеством артефактов. На выставке можно увидеть, к примеру, сразу две магистерские короны: одну — из Музеев Кремля, другую — из собрания ордена. Долгое время было непонятно, почему их две, но в ходе подготовки выставки наконец разобрались. Поскольку оригинальные регалии куда-то запропали у наполеоновских интендантов, к магистерской коронации Павла Петровича мальтийский венец спешно изготовили наши мастера. Получилось нарядно, но неудобно: корона на голове не держалась. Пришлось впоследствии изготовить более эргономичный дубль — его-то и передали госпитальерам после того, как петербургская жизнь у них не задалась. Словом, с формальных позиций обе короны равноценны.
Слово «сокровища» в названии выставки все же следует понимать в разных смыслах: и как набор драгоценных предметов (упомянуть хотя бы серебряную утварь из знаменитого госпиталя в Ла-Валетте), и как свод редких документов (например, рисованных генеалогических древ), и как коллекцию живописных полотен и гравюр. По сути, все это лишь осколки и отголоски романтики, которая окутывала рыцарскую эпоху с незапамятных времен. Зато у материальных памятников, сколь бы они ни казались бледным отражением возвышенной легенды, есть уникальное свойство: они настоящие, непридуманные. В столкновении грезы с объективной реальностью иной раз таятся сильные глубоко личные ощущения.
