Цивилизация
Если бы роман вообще хоть что-нибудь значил, он мог бы добавить аргументов в споре. Например, о жизни народов СССР в одной семье или заботе о расцвете наций и культур. Тут, конечно, айпинский текст просто как дубинка. Та самая, которой красные в этом романе разбивают головы жителям обского Севера из племен остяков, самоедов и ненцев.
В действительности же книжка не аргумент. И никакой факт давно уже не аргумент. Никто ничего никому своей правдой не откроет. И жуткая история о том, как в голод тридцать третьего года, о котором в романе Айпина никто вообще ничего не знает, несколько семейств оленеводов-остяков (нынешние ханты) восстали против советской власти на обском Севере и были перебиты, в современных спорах на национальные темы едва ли кого-нибудь куда-нибудь качнет. А жаль.
Потому что в мелких сюжетах и маленьких трагедиях можно иногда откопать причину развала империи.
А уж на горький вопрос (типа «мы так мирно жили друг с другом — и вот…») точно есть ответ. Например, такой: вовсе не мирно жили, и никакой семьей не были. И далее объясняется, как оно было на самом деле.
Объяснять Айпину приходится многое. Например, кто вообще такие эти остяки. Впрочем про ненцев и самоедов тоже ликбез требуется.
Остяки во всем оправдывают ожидания читателя — любителя всего этнографического и экологически чистого. Передвигаются на нартах. Оленей погоняют штукой под названием хорей. Солнце с Луной у них в родстве. Мир делится на Верхний, Средний и Нижний (соответствующий нашему «тому свету»), так что, очнувшись от контузии, мятежный остяк обыкновенно спрашивает окружающих: «Это я уже в Нижнем мире или еще нет?». Волки с собаками одной крови. Животные с человеком отлично понимают друг друга. Похороны убитых по обряду занимают четыре дня.
По версии Еремея Айпина, восстание остяков против красных на семнадцатом году советской власти случилось из-за осквернения партийными чиновниками остяцкого священного места.
Восстание хоть и малочисленное, но — при низкой плотности заселения обширных северных земель — вполне себе масштабное.
Интрига и сюжет в единоборстве остячки по имени Матерь детей и командира-главаря (вот так, через черточку) карательного отряда красных — некоего Чухновского. Матерь, конечно, главаря побеждает морально.
Красные в романе – что-то среднее между плохими парнями из комиксов и сказочными злодеями.
Они коварны и безжалостны. Пленных пытают, макая в головой в полынью. Потом забивают дубинками. Забрасывают гранатами с аэропланов безоружных женщин, детей, оленей, собак и волков. Они вольны выбирать: перебить тех, кто оказывает сопротивление, — или перебить всех, а потом заселить эти земли сознательными советскими людьми и научить их пасти оленей. Их совершенно не интересуют ни обычаи, ни верования, ни сказки местных народов.
Вся механика сепаратистских конфликтов на этих страничках обнажена через упрощение.
Все это, в общем, известно было и без Еремея Айпина и его романа. Истины всегда стары — интересными их может сделать только способ очередного открытия. И уж точно безвестность народа и его культуры не освобождает писателя от обязанности профессионально владеть словом, образом, характером, конфликтом.
Всем этим писатель Еремей Айпин владеет слабо.
То, что естественно для народного творчества, с его природным минимализмом и склонностью к эффектам, в современной прозе выглядит довольно жалко.
«Когда Белый уходил в себя, из его «узорчатых» очей выплескивалась тоска». «Она вперила в него свои глаза – из них брызнул черный огонь ненависти…». «Главарь… хищным орлиным взором – быстрым и цепким – окинул весь чум»… И даже: «кровавый разбой оставлять безнаказанным нельзя!»
В фольклоре, что бандитском, что северном, тяга к «красивому» понятна. И слушателям, и народным певцам на серой зоне и в белой тундре без слова, цветистого, как тюбетейка, наверное, трудно выжить. Роман же, написанный вот так на русском, кажется каким-то диким подстрочником местного сказания.
Вместо потрясения и сочувствия героям – одно недоумение при полном равнодушии.
В конце книжки приведены протоколы реальных допросов мятежных остяков. Очень нелишняя деталь. Оказывается, многое из описанного в романе – правда. Но и подлинные документы не делают достоверной литературную реальность, утонувшую в кровавых снегах.
Еремей Айпин. Божья матерь в кровавых снегах. Спб., «Амфора», 2010.
