На этой неделе в прокат выходит израильская драма «Стены». Вопреки всяческим ожиданиям, картина оказалась не ближневосточной версией «Никиты», а тяжкой арт-хаусной драмой о домашнем насилии и судьбе попавших в рабство туристок. Главную героиню — украинку Галю, вынужденную работать сначала проституткой, а потом и убийцей, сыграла бывшая модель, позапрошлогодняя девушка Бонда Ольга Куриленко. Живущая в Париже актриса прилетела в Москву представить свой новый фильм. В преддверии премьеры с ней встретился корреспондент «Парка культуры».
— Ваша карьера развивалась не самым банальным образом – из моделей вы шагнули сразу в мир арт-хаусного кино. Это была осознанная смена профессии?
— Да, я осознанно этого ждала. Я надеялась получить такую роль (речь идет о первом фильме Куриленко — «Безымянном пальце» Дианы Бертран. – «Парк культуры»). Я ходила на кастинги в телесериалы, меня утверждали на роли, но после чтения сценария, пусть в это трудно поверить, но я отказывалась. Я поняла, что лучше не делать ничего, чем делать что-то, после чего я вообще не смогу работать. Я всегда понимала, что начать хорошо очень важно. Потом можно ошибаться, но хороший старт — это очень важно. Я долго ждала достойного проекта, и, когда мне попался сценарий «Безымянного пальца», я поняла, что была права. Я знала, что играть эту роль могу только я.
Можно было начать с телефильмов, но я боялась: во Франции за такие роли могут очень быстро поставить в черный список.
А дальше было проще. Я сыграла в нескольких коммерческих фильмах, которые помогли мне попасть туда, где я сейчас нахожусь, стать известной для публики. Теперь я могу позволить себе сниматься там, где мне хочется. Кроме того, мое участие в проекте сегодня помогает авторам найти деньги на фильм.
— Очевидно, что первейшая цель «Стен» — привлечь внимание к проблеме женского рабства в Израиле и на Ближнем Востоке. Вы считаете, что социальное кино, которое носит настолько прикладной характер, может считаться полноценным художественным произведением?
— Я думаю, да. Это выдуманная история, но основана она фактически на реальных событиях. Мне кажется, что когда искусство несет социальный посыл, оно становится еще лучше, еще интереснее.
— Не лучше ли было сделать на такую острую тему документальный фильм, чем придумывать вымышленную историю?
— Я знаю, что существует много документальных фильмов на эту тему, я во Франции смотрела какие-то из них. Документальные кадры больше впечатляют, но их меньше смотрят. У художественного кино больше аудитория, потому что оно воспринимается больше как развлечение. Если хочешь донести какую-то мысль до зрителя, то лучше это делать через игровое кино.
— Вам не кажется, что такой перекос в сторону социальной активности часто идет во вред собственно искусству?
— Ну, это личный выбор каждого артиста. Иногда художник старается своим произведением как бы выкрикнуть какой-то политический лозунг, есть те, кого эта сторона творчества волнует гораздо меньше.
— Вы довольны тем, что получилось?
— (Молчит.) Ну как сказать… Мне тяжело судить, я не объективна. Примерно да. Монтаж несколько изменил некоторые события. Хотя я почувствовала эти изменения еще во время съемок: стало больше боевых сцен, больше экшна. Но этого следовало ожидать: между чтением сценария и монтажом всегда происходит масса изменений. Однако, судя по отзывам людей, фильм сделал то, на что я надеялась, — впечатлил, заставил задуматься о проблемах, которые там подняты.