Цивилизация
В начале восьмидесятых нескольким московским хиппи удалось встретиться с Борисом Гребенщиковым на одной из питерских кухонь. После выхода культовых «Треугольника» и «Табу» прогрессивная патлатая молодежь обеих столиц почитала Бориса Гребенщикова если не за исходящее сиянием божество, то уж как минимум за единственного отечественного гуру. Каково же было их удивление, когда они увидели, что кумир вместо манны небесной с удовольствием употребляет водочку, причем напивается довольно быстро, а в ответ на просьбу об автографе на заветной шестиструнке пишет три больших буквы. Тем не менее эзотерический статус за певцом держится и сегодня, когда его двубородый облик окончательно уравнялся с певческой манерой, которую злопыхатели небезосновательно называют не иначе как блеянием. Выход нового альбома «Лошадь белая» в связи с этим традиционно сопровождался наряду с обычной фанатской кондрашкой поисками высшего смысла в каждой песне по отдельности и всем их собрании в целом. Особого интереса на этом фоне не удостоились даже интернациональный оркестр, сопровождавший мэтра во время записи и вернувшися спустя 12 лет басист Александр Титов. В тоже время, некоторые особо въедливые почитатели обнаружили там, к примеру, отсылки к исследовательским опытам с ЛСД Станислава Грофа. Кроме того, поклонники группы снова недоумевают – как это Борис Борисыч снова умудрился пробежаться по всему колесу сансары, вернуться и поделиться сокровенным.
Если же унять дрожь в коленях, то станет понятно, что БГ действительно записал, возможно, лучший свой альбом за последние лет десять.
После дуракаваляния на двухлетней давности в «Беспечном русском бродяге», заигрываний с трансом и прочих экспериментов «Аквариум» вернулся к чистому полуакустическому звуку, который, честно говоря, всегда удавался ему лучше всего. При беглом прослушивании в памяти остаются три песни, идущие подряд и составляющие на альбоме, по-видимому, первый смысловой блок, идущий сразу после воздушного вступления заглавной композиции. Речь идет о песнях «Дуй», «Еще один раз» и «Господу видней». «Дуй» это парафраз на несколько самых остросоциальных гребенщиковских номеров вроде недавней «500» и более чем двадцатилетней давности «Немого кино». Исполняется надсадно, зло, с минимумом музыкальных излишеств и содержит цепкий смешной рефрен «мешай водку гвоздем». Следующая за ней «Еще один раз» — это вообще одна из самых пронзительных песен, сочиненных БГ.
Дело в том, что секрет его творческого метода, по сути, всегда стоял на трех китах.
Дилановскую акустическую правду БГ всегда разбавлял отстраненностью или даже остраненностью Боуи, а довершала рецепт приправа из близкой народу сермяжности типа «Древнерусской тоски». На выходе даже в самых серьезных песнях присутствовали сбивающие градус «водка с гвоздем» или «я крещусь, когда вижу стакан», оставляющие простор для интерпретации и освобождающие от ответственности за прямое высказывание. В «Еще один раз» автор говорит неожиданно прямо и понятно, предельно серьезно. Сансара достала, слаб человек, возвращаться не хочется, но «они не выйдут из клетки, потому что они не хотят», старания тщетны, «есть повод прийти сюда еще один раз».
Музыкально вся эта смесь исповеди с отповедью оформлена в гитары и струнные так, что заслушаешься, а слеза нет-нет, да и навернется.
«Господу видней» венчает «серьезный блок». Внезапно отчаянного буддиста сменяет истовый христианин, да еще и откуда ни возьмись прорывается упомянутое высоколобое тревожное ерничанье. Во второй половине альбома лирический герой БГ и вовсе принимается много шутить и делать вид, что мирские тяготы боле его не заботят. То есть занимается примерно тем, чего от него ждут все последние годы. Будто бы ничего его на самом деле не волнует, все хорошо, искомая нирвана достигнута, а главная забота это «Что нам делать с пьяным матросом». Этот расхлябанный вальсок, кстати, наверняка уже стал хитом концертной программы «Аквариума» и отлично подходит для хорового исполнения. От диссонанса начала и финала с непривычки даже несколько передергивает.
Выглядит это как превращение волка в, простите, козлище, но столь стремительное, что веры нет уже ни той ни другой сущности.
Нет ее и в тот момент, когда пластинка финиширует прозрачной пасторалью «Неизъяснимо».
Впрочем, свою позицию по отношению к критике Гребенщиков выразил еще в начале девяностых, сразу после распада классического «Аквариума». По его словам, все, что он хотел сказать в своей жизни, он уже сказал. Просто песни продолжают писаться, и если это кому-то надо, он готов послужить достопочтенной публике. Позабыл он, кажется, только об одной народной мудрости – можешь не писать, не пиши. Хотя господу, конечно, видней.
