Цивилизация
После 15-летнего карантина Россия и Латвия возобновили культурные контакты. Недавно Федеральное агентство по культуре и кинематографии и министерство культуры Латвии заключили соглашение, в рамках которого должны состояться сезоны российской культуры в Латвии и латвийской культуры в России.
Восстановление отношений символизировал странный изыск — рижский бальзам под
соленые огурцы на торжественном фуршете.
Оказалось, что обе страны так долго нормально не общались друг с другом, что фактически пришлось знакомиться заново. Поэтому, наверное, не случайно сезон латвийской культуры в России, стартовавший вчера на «Винзаводе», открывался двумя проектами: ретроспективной выставкой плаката «Публичные зеркала» и выставкой современной латвийской фотографии «Private». Эпиграфом к обеим выставкам может служить цитата из Делеза: «Говорить, даже когда речь идет о безумце, — значит всегда занимать чье-то место, место того, за кого собираются говорить и кому отказывают в праве говорить. Это рот, открытый для передачи приказов и лозунгов. Но женщина, склонившаяся над мертвым ребенком, — это тоже открытый рот. Звук неизбежно репрезентирует изображение, как депутат представляет рабочего. Звук приобретает власть над серией изображений. В таком случае как начать говорить, не отдавая приказы, не претендуя на то, чтобы представлять кого-либо или какую-то вещь; как суметь заставить говорить тех, кто не имеет на это права, и как озвучить их борьбу против власти? Несомненно, говорить так — значит быть в рамках своего языка иностранцем, прочертить для языка что-то вроде линии бегства».
Именно в этом делезовском смысле Латвия для России всегда была и остается «внутренней» заграницей.
Плакаты, представленные на проекте «Публичные зеркала», были созданы в советские годы. Казалось, они, отвечая жанровой специфике и духу времени, должны говорить на языке власти, независимо от содержания, будь то театральная афиша или политический плакат. Но мягкий латышский акцент как бы сглаживает шершавость имперской речи. Тоталитарный конструктивизм авангарда округляется, дидактический тон большого брата трансформируется в иронию, а скучный пропагандистский пафос – в гротеск. В результате получается много цвета, грациозных сочетаний форм и шрифтов и графики высочайшего уровня. Одним словом, искусство, являющее в полном соответствии с географией и историей нечто среднее между западным поп-артом и советским соц-артом, а зачастую превосходящее и то, и другое по тонкости замысла и уровню исполнения.
Выставка современной фотографии «Private» — это одновременно и частный, приватный взгляд фотографа, художника, современника на окружающую действительность, и своеобразная репрезентация внутреннего мира человека, и избранные частные хроники из жизни современной Латвии. На выставке представлены 8 авторов разных поколений — от мэтра советских времен Гунарса Бинде до молодых, но уже отмеченных разнообразными национальными и международными премиями художников Алниса Стакле, Романа Коровина и Арниса Балчуса.
Но независимо от возраста всех этих художников объединяет своеобразная поэтика – объектив как будто повернут назад, в прошлое.
Такое впечатление, что где-то далеко во времени и в пространстве снарядили специальную экспедицию в прошлое, чтобы понять свое настоящее. Недаром в тексте, предваряющем выставку, латвийские фотографы сравниваются с маленьким принцем. А где найти это прошлое? Конечно же, на окраинах — в провинции, в старых квартирах и за городом, в деревне. Каждый участник экспедиции десантируется в свой уголок. Так, например, Алнис Стакле бродит по ночной провинциальной улице и видит только дома с редкими светящимися окнами. Ни одного человека вокруг, ни даже силуэта или тени в окне за занавеской. Свет изнутри, видимый взглядом странника снаружи, вызывает щемящее чувство одиночества и в то же время создает эффект незримого присутствия – там кто-то есть, но объектив уже не в состоянии дотянуться туда.
Серия «100 комнат» Вилниса Витольниша наоборот дает внутреннюю перспективу. Глядя на барочный хаос интерьеров, невольно вспоминаешь «в жилищах наших мы тут живем умно и некрасиво» Заболоцкого. Излишество, дурновкусие, захламленность – родные сестры бедности, пустоты и обреченности. Тут поможет только оптимизм Романа Коровина. Его импрессионистическую по духу серию «Сад у моря» можно оценивать в понятиях рифмы и ритма. Художник (опять же в ОБЭРИУТском стиле) выстраивает визуальные рифмы из людей, мебели, предметов и природы. Салат у него рифмуется с букетом, маленькая девочка — с гипсовым гномиком, а томик Чехова — с названием серии. И вся эта выставка — странное восьмистишие идентичностей и эпох, в котором нет ни Россий, ни Латвий, а лишь единое общежитие памяти.
