«Как это всегда бывает для одиноких женщин, долго проживших без мужского общества, при появлении Анатоля все три женщины в доме князя Николая Андреевича одинаково почувствовали, что жизнь их была не жизнью до этого времени. Сила мыслить, чувствовать, наблюдать мгновенно удесятерилась во всех их, и как будто их жизнь, до сих пор происходившая во мраке, вдруг осветилась новым, полным значения светом».
Это вам не кто-то там написал, а Лев Толстой. В «Войне и мире». Вот и я. Стал для многих одиноких женщин лампой: освещаю, так сказать, жизнь.
Есть у меня подруга. Зовут Таней. Однажды она хорошо выпила и оторвала уличную трубу. В которую ливневая вода срывается, падает Ниагарой. А когда Таня трезвая, то смирная. Уехала в деревню, пишет письма.
— Димуся. Я в деревне. Тут у нас дом и мама. Здесь кругом белые просторы. Очень красиво. Едим вашу еду: финики с грецкими орехами и пьем чай. Представляете? Сиделка мамы закончила в бытность цирковое училище. Клоун со стажем.
Это в чистом виде Платонов.
Сами послушайте.
«… Жил на свете маленький цветок. Никто и не знал, что он есть на земле. Он рос один на пустыре; коровы и козы не ходили туда, и дети из пионерского лагеря там никогда не играли. На пустыре трава не росла, а лежали одни старые серые камни, и меж ними была сухая мертвая глина. Лишь один ветер гулял по пустырю; как дедушка-сеятель, ветер носил семена и сеял их всюду — и в черную влажную землю, и на голый каменный пустырь. В черной доброй земле из семян рождались цветы и травы, а в камне и глине семена умирали».
Слышите Танину интонацию? Ну, вот и я слышу.
Однажды она позвонила мне снизу (прямо в домофон, без предварительного предупреждения), сказала: «Димуся! Я привезла вам еды. На прощание. Я уезжаю в деревню, никогда не вернусь».
— Таня, убирайтесь со своей едой! — крикнул я в трубку.
Да, грубо. Но я не люблю, когда ко мне приезжают без предупреждения. Таня уехала. Влача за собой пакет с едой. И еда теперь зажила своей жизнью: ширится, пухнет, как в том сказочном горшочке «вари-не-вари», никак не кончится.
— Теперь вся еда у нас делится на две еды: Димина еда и просто еда, — продолжает писать в смс-ках Таня. — Пришла сиделка, услыхала, как мама говорит: «Давай что-нибудь вкусное из Диминой еды». И пошло-поехало. Прихожу в магазин и узнаю, что нам с мамой мой полюбовник Дима шлет товарными вагонами очень много вкусной еды. Каждую неделю. И прямо в лоб меня спросили в магазине: «А нам че это не несете?» Завтра соберу авоську. Народ объявил чаепитие. Будут спрашивать про вас. Бесконечный сериал с вашим пакетом.
А еще Таня наблюдает народ.
— В нашем снежном селе медицина тоже на высоте, — пишет. — Все лечатся домашним яблочным уксусом. И всем помогает. Ну, кому не помогает, тот умирает. Так что всем помогает.
Иногда ее заносит из внутреннего Платонова в «Гусарскую балладу»:
— Здесь живут не поселяне и поселянки, а гусары и гусарочки. Все они озабочены сексом, прямо как жители вашего «ФБ». У одного гусара увидела зимний костюм: бушлат и теплые степные штаны. И все это какого-то безумно красивого цвета: дубовая роща осенью а-ля Шишкин. Потрясающе. Надо вам такой же купить для вашей хронической ходьбы.
А иногда наблюдает снег.
— Димуся! Вот, к примеру, я очень люблю белые просторы. А если я чего-нибудь люблю, то мне посылается этого столько, что я кричу: «Стойте. Больше не надо».
И грустит.
— Димуся, не только лыжи отменились, но и вся моя жизнь. Белые просторы сами пришли к моему дому. И валятся и валятся с неба. Каждое утро, выходя из дома, я с трудом открываю дверь, а когда делаю шаг, то проваливаюсь по пояс. Поэтому я живу с лопатой. Чищу снег утром, и днем, и вечером. А они, белые просторы, все равно нависают надо мной.
Я все читал эти смс-ки, читал, даже не отвечал ничего, и вдруг меня как ударило.
Это же не Таня мне пишет. Это Россия пишет. Снег, снег, бесконечные просторы, тоска, странные сказки, а все равно весело.
С Россией и в России не скучно. Это самое главное.