Люди с песьими головами

Мы живем в преддверии таких масштабных изменений земной жизни, последствия которых пока и предсказать не в состоянии.

Если операция по пересадке головы, которую нейрохирург Серджо Канаверо обещает совершить через два года, состоится, то еще один рубеж на пути к бессмертию будет снят.

Эта операция сегодня кажется сенсацией и пиаром, но при более внимательном подходе оказывается, что подготовительные медицинские опыты уже происходят.

Но даже те ученые, которые не верят в возможности итальянского врача, знают: рано или поздно подобный эксперимент станет нормальной практикой. Как постепенно становятся реальностью генетические изменения и даже евгеника уже не кажется навсегда заклейменной: конечно, принудительная стерилизация негуманна, но найдется множество других, более мягких способов подправить несовершенные гены. Мало кто сомневается: новые глобальные перемены на этот раз связаны с областью биологии.

Веками люди жили, передавая по наследству не только имущество, но и бытовой уклад, дети одевались как родители, ели то же, что и их деды, внуки читали дедовы книги, а правнуки так же запрягали лошадь, как и их прадеды. Но потом мир стал меняться быстрее. Становление механической тяги длилось относительно долго, от паровой машины к электрическому мотору двигались больше 100 лет, но до ракетного топлива дело дошло быстрее.

В своей книге «Моя жизнь в искусстве», вышедшей в Америке в начале 1920-х годов, великий реформатор русского театра Константин Станиславский писал: «Я родился в Москве в 1863 году — на рубеже двух эпох. Я еще помню остатки крепостного права, сальные свечи, карселевые лампы, тарантасы, дормезы, эстафеты, кремневые ружья… На моих глазах возникали в России железные дороги с курьерскими поездами, пароходы, создавались электрические прожекторы, автомобили, аэропланы, дредноуты, подводные лодки, телефоны — проволочные, беспроволочные, — радиотелеграфы, двенадцатидюймовые орудия…»

Это одно из самых наглядных, на мой взгляд, описаний научно-технического прогресса. За 50 лет техника изменила жизнь: вместо сальной свечи зажглись электрические лампочки, а извозчика заменил курьерский поезд. Человек же, казалось, несильно изменился; тот же Станиславский, совершивший театральную революцию, в старости не доверял автомобилям, помните «Театральный роман»: «Иван Васильевич в театр приезжает два раза в год на генеральные репетиции, и тогда ему нанимают извозчика Дрыкина». Но мир несся дальше.

После технической революции началась информационная. Радио и телевизор изменили жизнь, но еще больше она изменилась, когда трансляция уже готового контента подвинулась ради возможности выбирать ту информацию, которая интересна именно тебе. Массовые коммуникации, от мобильного телефона до мобильного интернета, действуют на сознание весьма энергично, но мы, обычные люди, живущие в мире относительно стабильных ценностей, пока этого как бы не замечаем. Да, появляются рассуждения о новых поколениях, сформированных интернетом, но в собственных детях мы по привычке видим свое продолжение.

Мы стараемся жить в старом мире, как в старой квартире, чуть переставив мебель и поменяв обои.

Изменения, которые придут в мир вместе с биологической революцией, не заметить нам не удастся. Новая голова, пришитая к старому телу (или лучше сказать наоборот?), — это и новые законы наследования, и новые этические принципы, и новая самоидентификация. Но дело не только в этом. Возможно, речь идет и о фактическом бессмертии, ведь регенерация органов и замена изношенных частей тела приведут именно к нему.

Пока человечество довольно успешно ставило на пути науки преграды из морали, отсекая радикальные методы. В Северной Каролине в начале ХХ века совершенно законно действовали жестокие евгенические законы, стерилизация делалась тем, чей IQ был ниже 70. Бедняков поощряли премией $200, если они соглашались на операцию. Про гитлеровскую Германию не стоит и напоминать. Но в конце концов инициатива очищения человечества от неполноценных людей была пресечена.

В 1979 году принята Всеобщая декларация о геноме человека и о правах человека, которая является первым всеобщим правовым актом в области биологии.

Люди стараются согласовывать возможности науки с моральными нормами, но нормы тоже меняются.

Кто бы поверил в начале прошлого века в широкое распространение суррогатного материнства и зачатие в пробирке? Сегодня это норма. Так постепенно готовится грядущий эволюционный скачок, последствия которого куда менее предсказуемы, чем любые катаклизмы.

Мир кардинально меняется куда быстрее, чем человеческое сознание может к этому приспособиться. Люди не готовы к таким скоростям, они цепляются за прошлое.

Миф о светлом будущем убит — на его месте зияет антиутопия, страшная сказка о конце времен.

Будущее пугает, старые гуманные идеи, что наука накормит, вылечит, просветит, сегодня почти забыты, в возможности ученых привести род людской к счастью мало кто верит, зато очень многих пугают миллиарды проблем, связанных с этической частью научного прогресса. На месте светлого моста к общему благополучию многим видится опасная пропасть, куда стремительно засасывает доверчивое человечество дурная страсть к экспериментам.

К началу ХIХ века прогрессивное некогда человечество обогатилось понятием «постсекулярное общество», что означает такое устройство мира, в котором представители светских взглядов уже не являются доминирующей группой, а все больше места занимают приверженцы различных религиозных взглядов. «Религия вернулась в нашу жизнь всерьез и надолго» — этот лозунг часто звучит сегодня и в России, где попытки вписать религиозные институты в отвыкшее от их присутствия общество делаются государством вполне сознательно. И многие люди, выросшие в советском пространстве, где шла мощнейшая антирелигиозная пропаганда, вдруг активно присоединяются к старым, казалось бы, забытым укладам и, если даже не входят в число верующих, внутренне им активно сочувствуют.

Религиозные ценности всегда, вне зависимости от конфессии, являются традиционными, принятыми в давние времена, они не меняются во времени, оставаясь надежным убежищем для тех, кого пугает эта стремительно меняющаяся реальность.

Многим людям кажется, что упорство и вера способны остановить развитие, сделать мир безопаснее и уютнее. Это главная эмоция, возникающая в ответ на головокружительное движение. По сути, это попытка остановить вращение Земли сожжением Джордано Бруно.

Попытка зажмурить глаза и больше не видеть, как пролетают мимо все новые, невиданные прежде вещи. Остаться, хотя бы в воображении, в мире, где все знакомо.

Эти попытки, к счастью или к сожалению, никогда не удавались, хотя нельзя не отметить, что тормозить буйное развитие людской фантазии зачастую весьма полезно. Проблема только в том, что одно дело — слегка подтормаживать, другое — с размаху нажать на тормоз в момент ускорения. Первое — мера предосторожности, второе чревато катастрофой.

Эволюция неизбежна. Мы можем перестать ждать от нее радостей и, напротив, дрожать от страха перед грядущим. Но мир все равно изменится. Ничего не останется прежним. Люди не смогут устоять перед соблазном евгеники, и я вполне могу себе представить, что в каком-то не вполне отдаленном будущем вполне обычным делом будет скрещение человека и животного, так что «Остров доктора Моро» покажется не притчей, а пророчеством.

Привыкание не будет постепенным, вызовы, с которыми люди будут сталкиваться в ближайшее уже время, потребуют гибкости, быстрых реакций, изменений многих до сих пор считающихся фундаментальными принципов. И это неминуемо приведет к изменениям и в культуре, которая до сих пор остается одной из самых консервативных и устойчивых доминант нашего сознания.

Искусство уже сильно поменялось и сегодня вызывает массовое раздражение именно этим. Тем не менее новые электронные носители, быстро меняясь, подвергают диффузии и сам контент, и способ восприятия.

Так что, какими бы прекрасными ни казались нам традиции, мы неизбежно их модифицируем. И это может стать предметом как горького сожаления, так и радостных надежд. А скорее всего, и того и другого вместе. Но мы не знаем точно. Будущего еще не было.