Цивилизация
По действующему законодательству, уголовное дело может быть возбуждено и закончиться реальным сроком заключения даже, если человек «оступился» в виртуальном пространстве впервые и ни разу ранее за аналогичный проступок не наказывался даже в административном порядке. Нарушение статьи «Возбуждение ненависти либо вражды, а равно унижение человеческого достоинства» карается штрафом от 300 тыс. до 500 тыс. тысяч рублей, принудительными работами на срок до четырех лет, либо лишением свободы на срок от двух до пяти лет.
Президент предложил за действия, направленные на возбуждение ненависти либо вражды, наказывать штрафом до 20 тысяч рублей, обязательными работами на срок до ста часов или административным арестом на срок до 15 суток, а юридических лиц — штрафом от 250 тысяч до 500 тысяч рублей.
Но при условии – если они не несут опасности и совершены впервые. Уголовное дело может грозить, только если человек не совершал подобного преступления в течение года после привлечения к административной ответственности.
Тема необоснованного привлечения к уголовной ответственности всего лишь за публикации или даже репосты в соцсетях поднимается уже давно. Последний наиболее известный случай — это вопрос, заданный Путину на «прямой линии» 8 июня сего года писателем и депутатом Сергеем Шаргуновым — мол, не слишком ли суров в данной части закон.
Президент тогда согласился, что не надо доводить дело до абсурда. Притом, что таких «абсурдов» в правоприменительной практике все больше, в том числе состоялось несколько уголовных процессов уже после упомянутого высказывания Путина. Следователи на местах трактуют подчас как «экстремистские» даже картинки и изображения, которые даже в советское время не вызывали никакой реакции правоохранителей (например, изображение свастики в хронике о Великой отечественной войне).
Экстремизмом может быть сочтено резкое или даже просто глупое высказывание, даже если его в интернете почти никто, кроме самих следователей, не видел и, соответственно, оно никого не возбудило ни против кого.
Правозащитники подозревали, что за всем этим стоит все та же пресловутая «палочная система», и возбуждая дела по 282-й статье, местные следователи тем самым показывают свою ретивость в борьбе с опасным общественным явлением. Наказание за экстремизм было существенно ужесточено после 2014 года. Именно тогда максимальное наказание по первой ее части (карающей за «действия, направленные на возбуждение ненависти либо вражды, а также на унижение достоинства человека либо группы лиц по признакам пола, расы, национальности, языка, происхождения, отношения к религии, а равно принадлежности к какой-либо социальной группе, совершенные публично или с использованием СМИ») было увеличено до двух лет лишения свободы, а по второй части (при наличии отягчающих обстоятельств) — до пяти лет.
Тогда же преступлением стало считаться и «возбуждение вражды» в интернете. Через два года, согласно «пакету Яровой», по первой части статьи наказание еще более ужесточили — до 5 лет, а по второй — до 6 лет. Число осужденных сразу пошло вверх. Если в 2011 году по 282-й статье обвинительные приговоры получили 117 человек (из них по 1 части 82 человека, по второй – 35), что в 2015 – уже 378 (почти все по первой части), в 2016 году – 395 (из них лишь 6 человек по второй части), в 2017 году – уже 460 по первой части и 1 по второй.
Таким образом, карательный уклон шел именно в сторону «мыслепреступления», причем по нарастающей.
После «прямой линии» Путин поручил «провести анализ использования в правоприменительной практике» понятий «экстремистское сообщество» и «преступление экстремистской направленности» и доложить о результатах до 15 сентября. Что и было сделано.
Но еще ранее, летом, в Госдуму был внесен законопроект о внесении изменений в статью 282 УК. Авторы поправки (тот же Сергей Шаргунов от КПРФ и независимый одномандатник Алексей Журавлев) предложили: карать надо лишь за «возбуждение», связанное с применением или угрозой применения насилия, а также за «возбуждение», совершенное организованной группой или должностным лицом. Все остальное следует считать административным правонарушением с максимальным наказанием до 15 суток ареста.
Беглое сравнение президентских поправок и депутатских приводят к выводу о том, что первые – гораздо более подробные и проработанные, но в то же время и более жесткие.
Все же власти не собираются допускать максимальную «вольницу» в интернете, который в этом плане воспринимается как угроза общественной безопасности. Позволишь слишком много – так из «искры» даже «чрезмерной критики» каких-нибудь местных властей (а были уголовные дела и за недовольство начальством) разгорится пламя. Так что строгость тут не помешает.
Другое дело, как провести грань между строгостью и полным бредом исполнителей.
В конце сентября это частично попытался сделать Верховный суд. Но линия разграничения тоже получилась какая-то нечеткая, пунктирная. В принятом 20 сентября постановлении пленума ВС разъяснил некоторые вопросы судебной практики. В частности, ВС пояснил, как следует оценивать контекст публичного высказывания, чтобы принять решение о мотиве действий обвиняемого по антиэкстремистским статьям.
Указав, что для оценки степени общественной опасности высказывания имеет значение не только его содержание, но и количественный и качественный состав предполагаемой аудитории. То есть судьям рекомендовано обращать внимание на то, сколько человек увидели и услышали «опасное высказывание». Однако не было указано при этом, как именно судьи должны оценивать размер аудитории в случаях публикаций в интернете. В идеале тут нужны технические инструкции, не допускающие свободного толкования, но их по-прежнему нет.
Радует то, что ВС напомнил о том, что основные свободы (а именно на свободу слова) могут ограничиваться лишь в крайних случаях, в соответствии с Конституцией и международным правом. Однако это высказывание все же носит слишком общий характер и вряд ли впечатлило конкретных судей на местах.
Не было дано и четкого разъясняющего уточнения о роли экспертизы в делах об экстремизме. ВС указал лишь, что экспертное заключение не имеет заранее установленной силы и не обладает преимуществом перед другими доказательствами, а вопрос об оценке тех или иных публичных высказываний на предмет наличия в них состава антиэкстремистских статей относится исключительно к компетенции суда. Тогда как правозащитники из Совета по правам человека при президенте предлагали считать недопустимыми и подлежащими отклонению судом любые экспертные заключения, в которых ставятся правовые вопросы (они, как минимум, «давят» на судей тем самым). Нет, кстати, ничего об уточнении роли экспертизы и в президентских поправках.
Касательно смягчения 282-й статьи Совет по правам человека также предлагал вообще сузить слишком широкое, на взгляд правозащитников, толкование понятия «экстремизм», признав в качестве обязательного квалифицирующего признака такой деятельности признак насилия (его применения, угрозы применения, призывы к насилию и т.д.).
Также Совет предлагал вообще декриминализировать часть первую 1 ст. 282 УК — а именно публичные действия, выражающие явное неуважение к обществу и совершенные в целях оскорбления религиозных чувств верующих. Из других предложений: установить срок давности за публикации в интернете, изменение формулировки ч. 1 ст. 20.3 КоАП — «Пропаганда либо публичное демонстрирование нацистской атрибутики или символики» — дополнив его формулировкой «пропаганда либо публичное демонстрирование» словами «в целях пропаганды».
Предлагалось также изменить экстерриториальный принцип подачи заявлений о запрете материалов, полностью централизовав процесс работы с такими заявлениями в Генеральной прокуратуре; исключить рассмотрение дел без вызова ответчика; упразднить список экстремистских материалов; исключить возможность признания организаций экстремистскими в закрытых судебных заседаниях; разделять террористов и обвиненных за высказывания в интернете, поскольку «в настоящее время лица, финансирующие терроризм, и обвиняемые по делам о высказываниях в сети Интернет, претерпевают одинаково неблагоприятные финансовые ограничения, что противоречит принципу дифференциации правовой ответственности».
Как видим, почти ничего из предложенного правозащитниками, не прошло. Отчасти учетом их предложений можно считать положение о том, что уголовная ответственность будет наступать только если нарушение совершено более одного раза в течение года. То есть раз в три года, скажем, можно.
У следователей по «экстремистским» делам по-прежнему остается много возможностей для трактовки деяний обвиняемых худшим для них образом. Само понятие «экстремизм» остается по-прежнему довольно широким.
Следователю по-прежнему гораздо легче признать, что действия обвиняемого представляют «серьезную опасность для общества», нежели наоборот. Согласно упомянутому постановлению Верховного суда, правда, придется доказывать еще и умысел. Однако на деле всякое общение в том же интернете можно истолковать и как умысел, и как сговор двух и более лиц одновременно. Такие факторы, как публикации по глупости, по политической безграмотности или неопытности вообще не принимаются во внимание.
Остается лишь уповать на то, что сам факт того, что смягчающие поправки внесены именно от имени президента, возымеет сдерживающий эффект на ретивых исполнителей. В конце концов, никто не отменял такую российскую традицию, как улавливание «эманаций власти» не столько даже на формальном, сколько на неформальном уровне. Ну а то, что все же президент предложил сделать конкретные послабления, дает надежду на то, что за первый проступок можно отделаться лишь штрафом или физическим трудом на свежем воздухе.
Одним это поможет поумнеть. Другим нет. Тогда их будут вразумлять уже по-другому.
