Не успели москвичи забыть недавнюю, так толком и не объясненную властями утечку сероводорода, как в город вернулись смог и гарь. Беглое изучение графиков Мосэкомониторинга показывает резкий всплеск содержания оксида азота в южных районах столицы. В соцсетях спорят, что это: сжигают зараженный короедом лес или воздух продолжает портить нефтеперерабатывающий завод? Пахнут ли так люксовые иномарки, сгоревшие в центре, или это теперь естественный запах Москвы?
Публичных запросов от экологических организаций в адрес мэрии нет. Назначенных слушаний в Мосгородуме нет. Заявлений депутатов нет. Представители городской власти также не спешат объяснить, почему Москва (и так не отличающаяся хорошей экологией, хотя все же не Нижний Тагил или Верхняя Салда) на глазах превращается в опасный для жизни город. Всем вроде как все равно, хотя дышим мы с властью одним воздухом.
Почему так? Для выражения публичного недовольства нет ни инструментария, ни традиции. Политических акций с экологическими лозунгами в России практически никогда не было. Экологи, интересовавшиеся дачами высших должностных лиц в заповедных местах или ситуацией с экологией в районе АЭС, оказывались фигурантами уголовных дел, «хулиганами» либо «шпионами».
Но проблема глубже. У россиян в принципе нет практики требовательного отношения к собственной жизни. Пренебрежение бытовыми условиями стало чуть не частью того, что теперь принято называть «особым русским духом».
Причина, возможно, кроется в том, что качество жизни никогда не являлось и сейчас не является магистральной повесткой дня, задаваемой государством или требуемой обществом. Власть успешно для себя привлекает внимание к таким темам, как Крым и Новороссия, воинственные планы Соединенных Штатов и духовный упадок Европы. Никто не говорит о повседневности — о том, что мы едим, пьем, где живем, чем дышим.
Получается, запрос на великую державу в обществе есть, а запрос на чистый воздух в собственном доме отсутствует.
Хотя у того же российского президента, с его искренней любовью к тиграм, лабрадорам и коалам, есть все возможности стать еще и экологическим лидером. Но на борьбе за чистый воздух в городах 90-процентный рейтинг, видимо, сделать труднее, чем на присоединении Крыма.
При таком отношении нации к собственному здоровью и качеству окружающей среды неудивительно, что в России один из самых низких уровней продолжительности жизни и аномально высокая смертность для промышленно развитой страны с вполне средними, по мировым меркам, доходами.
Находясь на 44-м месте в мире по уровню ВВП на душу населения, мы занимаем лишь 145-е место по ожидаемой продолжительности жизни мужчин, отставая от десятков несопоставимо более бедных стран. Например, от Таджикистана, Йемена, Пакистана, Бангладеш или Гондураса. В некоторых российских регионах с тяжелой демографической ситуацией (Амурской, Псковской, Сахалинской, Смоленской, Тверской областях) продолжительность жизни мужчин сопоставима с суданской, эритрейской, эфиопской, сенегальской и составляет 58–59 лет. А в Коми-Пермяцком АО, на Чукотке и в Туве — 53–54 года, как в наименее развитых африканских странах — Нигере, Бенине, Малави.
При этом вот уже год, как мы словно переехали на Украину. Знаем все о малейших перипетиях киевской политики, не говоря уже о донецких ополченцах, но не в состоянии узнать, почему в столице нашей собственной страны две недели пахнет тухлыми яйцами и гарью.
Невыразительное отношение властей и общества к экологическим проблемам нельзя оправдать тем, что в России просто традиционно низкий уровень жизни. Те же поляки, литовцы или алабамские фермеры живут ненамного богаче. В любом случае в их распоряжении денег примерно столько же, сколько у среднестатистического жителя небольшого городка в России. Только жизнь за пределами порога собственного дома сильно отличается. Всем. Состоянием лесов, которые там не загажены, дорогами, по которым можно проехать, заборчиками, которые подправляют и красят.
Примитивно было бы списывать все и на «антиэкологический» российский менталитет. Мол, территории у нас много, невозможно заботиться о каждом клочке. Не работает аргумент. До середины позапрошлого века никакого экологического сознания не было и в Европе. В Штатах замусоренные пляжи можно было наблюдать еще в 1950-х. Но преодолели. Людям надоело жить… в общем, понятно в чем.
Вопрос экологии — это вопрос качественного настоящего и проектирования еще более качественного будущего. Понимание, что принятое сегодня решение может повлиять на здоровье своего же ребенка в будущем. Россия сегодня не живет будущим. У нас есть великое прошлое.
А живем мы с одной четкой, нехитрой задачей — как-нибудь дожить до мифических лучших времен.
Для властей такая ситуация даже выгодна. Учить людей спрашивать, почему у них такая вода и такой воздух, может быть опасно. Ведь дальше они эти вопросы начнут задавать властям разного уровня, а на воде могут не успокоиться и пойдут дальше, задавая другие вопросы. Интересуясь качеством своей жизни, а не судьбой других стран и народов. Вот власть и не говорит ничего об экологии. А мы у нее не спрашиваем.
Пошумим в соцсетях, поупражняемся в шутках вроде «жители ада способны различать носом 50 оттенков серы».
И продолжим тихо дышать дальше.