Цивилизация
Сама тема деофшоризации стала для российских властей доминантной — первое лицо уже давно требовало конкретных мер. Теперь законодателям есть что предъявить: «контролирующее лицо» «контролируемых иностранных компаний» будет обязано извещать налоговые органы о своем участии в капитале КИК и декларировать прибыль. Иначе — серьезные штрафы.
Бизнесмены, включая даже влиятельный РСПП, жаловались, что с ними не советовались по поводу нюансов антиофшорного закона. Многие публичные фигуры поспешили сразу «криминализировать», драматизировать и политизировать законопроект. Секретарь Общественной палаты Александр Бречалов заявил: «Пора от разговоров переходить к действиям. Против России введены санкции, а через офшоры выводятся государственные деньги». Депутат Ирина Яровая прямо сообщила, что закон принимается в интересах национальной безопасности и суверенитета. КПРФ отделалась фразой из вокабуляра газеты «Правда»: заразу, мол, надо выжигать каленым железом.
Можно, конечно, что-то там выжечь каленым железом и заранее считать «оптимизированные» бизнесом деньги государственными (что означает презумпцию виновности предпринимателей). И даже полагать, что офшоры созданы, чтобы разрушить суверенитет страны. Только серьезных денег от дополнительного контроля, возможно и необходимого, бюджет едва ли получит. А уж экономический рост и вовсе может уйти в минус: он как раз и делается частными компаниями.
Если задавленные налогами частные компании не работают — роста не будет. Простая политэкономия.
Офшоры сами по себе — не отмычка, не инструмент преступника.
А именно такое отношение вырабатывается к ним в России. Да еще с душком нехорошей иностранщины: налоговые гавани приравниваются по своему подрывному эффекту к санкциям против страны. Мало того что кругом «иностранные агенты», так еще и «контролируемые иностранные компании» забирают деньги у простых тружеников. К тому же получается, что не только преступная деятельность, осуществляемая с помощью офшоров, плоха — с этим спорить невозможно, но и просто офшоры по самому факту своего существования преступны.
Уходят в офшоры далеко не всегда потому, что хотят увести деньги, скрыть истинного владельца компании или уйти от налогов. Уходят из нестабильной юрисдикции в стабильную. Уходят из зоны с игрой без правил в зону, где правила существуют.
Немалую роль играет и возможность защитить свое право частной собственности. Для судебных разбирательств российский бизнес предпочитает иностранные суды: просто решение там будет основано на правилах, а не на усмотрении.
Деньги возвращаются в страну и приходят в бюджет не потому, что их насильственно, «в кандалах», приводят туда, а потому, что в стране — нормальный, дружелюбный для бизнеса инвестиционный климат. Как писал Адам Смит, «мир, легкие налоги и терпимость в управлении». Ни мира (гонка санкций), ни легких налогов (их ощутимое повышение), ни тем более терпимости в управлении (запретительное законодательство) у нас нет.
В результате к деофшоризации больше вопросов, чем к офшорам.
Власти снова «кошмарят бизнес», и совсем не вовремя — получается своеобразный кикбоксинг, когда предпринимательское сообщество даже не способно ответить, потому что у него ничего и не спрашивают. Эффект усугубляется угрозой повышения налогового бремени.
Зачем тогда, спрашивается, проводить инвестфорумы, консультативные советы? Да, деофшоризацию осуществляют и на Западе, но не считают предпринимателей априори преступниками, не «выжигают каленым железом», а борются с самими налоговыми преступлениями.
Стоять в очереди за госденьгами в ФНБ — поощряемое поведение, а попытки оптимизировать бизнес, чтобы развиваться, — преступное? Направлять деньги не туда, куда надо рынку и потребителям, а туда, куда выгодно госкапиталистам, — хорошая политика, а наращивать частные инвестиции — плохая?
Кажется, все в российской экономике перевернуто с ног на голову. Включая причины ухода бизнеса в офшоры и следствия его ухода. Сначала хороший инвестклимат — потом возвращение из офшоров. А не сначала насильственное возвращение денег, а потом — расходный золотой дождь.
