Цивилизация
Фонд «Общественное мнение» опубликовал результаты исследования некогда «самой читающей страны в мире». И пришел к печальным выводам. Аналитик ФОМ Екатерина Кожевина сообщила, что почти 45% опрошенных признались, что не прочитали ни одной книги за год. «Десять лет назад, когда мы проводили аналогичное исследование, эта цифра была существенно меньше — только 32%, что говорит о негативной тенденции», — заявила она.
Надо сказать, что и цифра 10-летней давности совершенно не радует глаз. Тем более что как-то затруднительно считать книголюбом человека, за год осилившего одну книжку, а сколько таких среди опрошенных, мы даже не знаем. Не исключено, что еще процентов 30%. Так что да, тенденция негативная, и дела обстоят, скорее всего, даже хуже, чем следует из опроса.
Правда, беды с книжной культурой начались не 10 лет назад, и даже не после смерти СССР. «Самая читающая страна» — это ведь было самоназвание, а кто там мерил, сколько людей действительно по доброй воле читали тогда книги? Никто. Более того, книги были предметом престижного потребления. Сейчас уже с трудом воспринимается советская шутка про то, что после покупки книжного шкафа требуется достать 2 метра книг, но ее публиковали даже официальные сатирические журналы.
Доступность книг очень сильно возросла и «в бумаге», и тем более — в электронном виде. А вот потребность, как видим, все падает. И это, очевидно, объективный процесс.
Главный конкурент за внимание публики — телевидение, ну и теперь к нему добавился интернет. И они эту конкуренцию выигрывают. Более того, видеоподача информации меняет сам принцип восприятия, превращая чтение книги во все более чуждый человеку процесс. Продвинутые писатели уже экспериментируют, как сымитировать интернет-приемы в своей литературе.
И очень односторонним подходом были бы стенания про растущее в этой связи невежество. Например, быстро расширяющаяся доступность онлайн-образования только уменьшает количество невежества в мире. Но традиционные учебники, конечно, подвигает. Тем не менее понятна озабоченность сокращением места, которое занимает в России книжная культура. Его высказывает и высшее начальство, выдвигая проекты по принуждению населения к чтению, создавая списки из ста книг, обязательных для школьника, и прочее. Государство движимо обеспокоенностью состоянием умов своих граждан и надеется заставить их быть более начитанными, но в то же время иметь соответствующий государственному образ мысли. То есть, разумеется, преследует пропагандистскую задачу. Правда, посредством навязывания книг, которые все меньше читают, — но таковы парадоксы административного рвения.
В основном ослабить (не переломить, но хотя бы сгладить) упомянутую Екатериной Кожевиной негативную тенденцию должны, конечно, школьные педагоги. А точнее, те из них, кто имеет способности увлекать школьников не очень конкурентоспособными по сравнению с «зомбоящиком» и компьютером книгами. Таких учителей, однако, надо холить и лелеять, а также выискивать кандидатов в педагоги такого качества. Но здесь тоже пока тенденция скорее негативная, несмотря ни на какие обещания и обязательства чиновников. Но главное противоречие в мотивах государственных институтов заключается в том, что
интерес к возрождению или хотя бы сохранению чтения в России все-таки больше умозрительный, основанный на рассуждениях о «национальном культурном коде» и духовных скрепах, объединяющих нацию. Когда власти надо принимать решение, куда направить больше ресурсов — на создание режима максимального благоприятствования способным педагогам, удерживающим книжную культуру на плаву, или на телеэфир, значение «убийцы книги», федерального телевидения, оказывается неизмеримо больше.
Для государства это инструмент пропаганды и социального контроля. А если честно, то и скрепой для пространств от Калининграда до Владивостока шоу и сериалы служат надежнее всего. Пусть не духовной, зато эффективной.
Так что стратегический выбор тут очевиден. Одновременно и рыбку съесть, и невинность соблюсти у государства в его просвещенческой и информационной политике не получится. А рыбка, конечно, важнее.
