Цивилизация
МИД Украины потребовал от российских властей отмежеваться от высказываний российского консула в Крыму Владимира Андреева и предложил совершить «корректировку его профессиональной деятельности». Эта нотация была вызвана публичными действиями консула, который надавил на делегацию, прибывшую из России на премьеру фильма о советском летчике военных времен Амет-Хане Султане. Крымский татарин Султан, подвиги которого увековечены памятником в Ярославле, стал героем ленты «Хайтарма», в которой затронута тема депортации крымских татар. Андреев настаивал, чтобы гости из России бойкотировали премьеру, поскольку усмотрел в упоминании о депортации без сопутствующего рассказа о случаях сотрудничества крымских татар с нацистскими войсками искажение исторической правды.
Затем консул разъяснил свои действия в телеинтервью в более чем жестком тоне, менторском и высокомерном до такой степени, что татарская община в Крыму, а затем и украинские дипломаты сочли это прямым оскорблением. Пикетирование, организованное в Симферополе, практически наверняка будет встречено ответной демонстрацией русской общины, а нота МИД Украины в лучшем случае будет проигнорирована, а в наиболее вероятном — встречена очередной диатрибой из Москвы.
С телеэкрана Андреев не стал прибегать к уже много лет настойчиво вводимому Владимиром Путиным в его разговоре с окружающим миром уличному сленгу в стиле «ушей мертвого осла».
Однако в целом стилистика высказываний консула находится в русле риторики, к которой при каждом удобном случае прибегает наше внешнеполитическое руководство. При нехватке образности оно обращается к агрессивным формулам, способным превратить даже споры вокруг эстрадных номеров чуть ли не в объявление о введении санкций.
Так несколько дней назад поступил министр иностранных дел Сергей Лавров, комментируя слухи о подтасовках при голосовании на конкурсе «Евровидение». В том случае это выглядело как анекдот в духе «Слон лает на Моську». В крымском казусе все еще неприятней в силу крайней деликатности вопроса, накопившихся исторических счетов, которые не могут быть оплачены к удовлетворению сторон, и потенциальной способности инцидента обострить и так непростую межобщинную обстановку на полуострове.
Бесцеремонность дипломата можно было бы объяснять тем, что Россия не очень склонна рассматривать отношения с Украиной вообще, а крымский вопрос в особенности, как внешнюю, собственно говоря, политику. При наличии сильных симпатий больших групп тамошнего населения идее — будем откровенны — поглощения Украины (или, во всяком случае, ее восточной части) Россией имеется соблазн обращаться прежде всего к этим группам, а государственные институты соседа рассматривать с сардонической улыбкой. Это само по себе не очень вписывается в традиции дипломатии. Однако
с трудом сдерживаемые имперские инстинкты, и так-то далеко не всегда конструктивные и подозрительно смахивающие на массаж популярной ностальгии по СССР, уж очень ладно ложатся на, можно сказать, новые традиции дипломатического языка, заложенные лично Владимиром Путиным в его известной мюнхенской речи начала 2007 года.
В своей знаменитой книге «Вторая мировая война» Уинстон Черчилль упоминает об упреках, с которым он столкнулся в политическом сообществе Великобритании, когда после нападения Японии на США объявил ей войну в слишком, по мнению критиков, церемонном письме. Он прокомментировал это так: «Когда вам предстоит убить человека, быть вежливым ничего не стоит». Иначе говоря, нарочитая грубость, высокомерие и оскорбительные манеры ничего не прибавляют вам, какими бы серьезными ни были ваши намерения относительно оппонента, и вовсе не являются признаком силы. Возникает вопрос: а в чем, собственно, ценность грубости?
Скорее всего, в стремлении потрафить комплексам собственного населения и за счет возгонки вражды к окружению России максимально мобилизовать массовые настроения. Внутренние проблемы России достаточно ясны и глубоки, а неспособность и иногда нежелание их решать — довольно очевидны. В такой конфигурации внешняя политика неизбежно становится прямым инструментом в удовлетворении внутриполитических пропагандистских нужд, а если это приводит к падению дипломатической культуры — так дипломатическое бескультурье здесь оказывается даже более органичным, чем отброшенные условности.
