Цивилизация
Выступая перед сотрудниками синодального отдела по взаимоотношениям церкви и общества (ОВЦО), патриарх Кирилл сказал, что отношения церкви с государством как никогда хороши. Удалось наконец добиться возвращения церковного имущества, в школах преподают основы православной культуры, возрождается институт военного священства. Однако
патриарх посетовал, что отношения с обществом складываются менее удачно. Успехи церкви вызвали «недоброжелательную реакцию у очень многих общественных кругов», со страниц газет раздается резкая критика в ее адрес. Более того, нужно быть готовым к тому, что по мере дальнейшей реализации планов РПЦ негативная реакция усилится.
Свой анализ ситуации и прогноз на будущее патриарх Кирилл дополнил конкретными рекомендациями – «нейтрализовать выпады против церкви» и «сорвать маски» с тех, кто себе это позволяет.
С анализом и прогнозом патриарха трудно не согласиться. Действительно, отношения с государством у церкви хоть куда, а вот с публикой не очень. Но по-другому и быть не могло. По мере того как церковные инициативы из сферы идей перемещаются в реальность, секулярная оппозиция им неизбежно растет. Всякое действие, как известно, рождает противодействие.
Прежде всего, это противодействие на институциональном уровне. По Конституции, церковь отделена от государства, но, увеличивая свою социальную роль, она успешно претендует на кусок государственного пирога (соответствующий закон о поддержке социально ориентированных некоммерческих организаций уже был принят весной этого года). И вступает в борьбу за бюджет, которая, как известно, друзей не прибавляет. Но этим дело не ограничивается.
В прежние времена деятельность РПЦ мало влияла на жизнь людей. Поэтому большинство населения относилось к ней с доброжелательным равнодушием. А как еще можно относиться к чему-то умозрительному, что не имеет к тебе непосредственного отношения? Вроде бы не вредит, и то хорошо. И вот выясняется, что религия задевает тебя напрямую.
Надо решать – отдавать ребенка на уроки православия или нет. Не пустая ли это трата времени, учебная нагрузка на бедных детей и без того велика? К чему нам в армии политруки в рясах? Говорят, собираются строить церковь на месте парка, а зачем? И так деревьев в округе мало. Вопросы у публики возникают один за другим. Более того, выясняются и вовсе прозаические вещи, вроде той, что церковь – вполне земная организация со своими земными интересами, которые могут вступать в конфликт с твоими собственными. Пока это коснулось лишь музейных работников, которых переселяют с привычных мест неведомо куда, но по мере вступления церкви в права собственника коснется и других. Так что патриарх прав — число недовольных наверняка возрастет.
Аналогичный процесс, правда, в гораздо более радикальной форме происходит на Западе. Сейчас там на подъеме «новый атеизм». Книги его вожаков Ричарда Докинса и Кристофера Хитченса стали мировыми бестселлерами. Чего стоят одни названия – «Бог как иллюзия» у Докинса и «Бог не велик» у Хитченса. Последний снабдил свой опус еще и подзаголовком: «Как религия отравляет все вокруг». Противостояние между секуляризмом и религией на Западе началось не вчера. Просто сейчас оно нарастает в геометрической прогрессии. Причина ясна – в фокусе борьбы оказываются не просто мировоззренческие, но абсолютно конкретные и жизненно важные проблемы. Взять упорное осуждение абортов и противозачаточных средств Ватиканом. По мнению критиков, оно не только лишает женщин свободы выбора, но в Африке, где СПИД косит население быстрее средневековой чумы, фактически равносильно убийству. Все это придает дебатам очень эмоциональную окраску, и оппоненты не щадят друг друга. Тот же Хитченс высмеивает всеобщего кумира покойную мать Терезу, желая ей оказаться в аду, в который сам не верит. И все потому, что та преданно поддерживала позицию Ватикана.
А страсти все накаляются. Генетические исследования идут вперед семимильными шагами, но христианские консерваторы, ссылаясь на святость жизни, выступают против экспериментов с зародышами, требуют запретить извлечение стволовых клеток из эмбрионов и т. д. И некоторые политики к ним прислушиваются. Например, президент Буш в свое время наложил вето на законопроект, разрешающий государственное финансирование медицинских исследований с использованием стволовых клеток из человеческих эмбрионов. Противники обвиняют консерваторов в мракобесии, которое тормозит развитие науки и не позволяет медицине спасать тысячи человеческих жизней. Барак Обама пересмотрел позицию своего предшественника, чем сильно озлобил протестантских фундаменталистов. Не исключено, что со временем те опять переиграют противников.
Радикальный атеизм в такой атмосфере растет как на дрожжах. Ведь на кон поставлена уже не жизнь далеких африканцев, но твоих близких, а то и собственная.
Конечно, в России накал страстей гораздо ниже. Вопросы абортов и половой морали волнуют РПЦ меньше, чем Ватикан и протестантских радетелей веры. Гораздо меньший интерес она проявляет и к проблемам биоэтики, вяло повторяя зады католической полемики и не пытаясь изгнать беса науки из жизни общества в духе протестантских фундаменталистов. Соответственно, и оппоненты церкви менее задиристы, да и в памяти их еще живы негативные уроки государственного богоборчества. Но общеевропейский тренд налицо — религия активно вмешивается в практическую сторону жизни, а это дает публике повод для вопросов, а то и обид.
Глава РПЦ совершенно верно очертил круг этих вопросов в России и точно предсказал, что обиды будут расти. Вот только упомянутые методы решения вопросов и врачевания обид вызывают недоумение. С кого, собственно, предлагается «срывать маски»? Усиление секулярной оппозиции церкви в условиях свободного общества, когда РПЦ расширяет свою социальную роль и затрагивает непосредственные интересы граждан, — процесс совершенно объективный и обсуждается абсолютно открыто. Но вредит ли это церкви? Живая полемика между ней и светской публикой ведет к тому, что самые насущные проблемы начинают рассматриваться в религиозном контексте и никого не оставляют равнодушным. Для религии это гораздо полезнее, чем быть на обочине жизни и вызывать к себе не более чем благодушное безразличие.
