Цивилизация
Заглядывать на два десятилетия вперед сегодня бессмысленно не только по глобальным причинам (планировать относительно далекое будущее вообще крайне трудно), но и потому, что в самой России пока не сложилась внятная и прочная стратегическая модель экономики и государственного управления.
Мы просто не знаем, будет ли в стране через пять-семь лет сохранена тотально огосударствленная экономика или маятник экономической истории опять качнется в сторону свободного рынка.
Сразу два российских ведомства обнародовали свои стратегические документы. Министерство экономического развития и торговли внесло в правительство проект концепции долгосрочного социально-экономического развития России до 2020 года, а Министерство регионального развития представило научно-техническому совету своего ведомства новую стратегию жилищной политики до 2025 года. В каждой из этих программ заявлены вполне конкретные параметры развития, на которые должна выйти страна. В документе МЭРТ, предусмотрительно содержащем не один, а три сценария развития — инновационный, инерционный и «самый худший», энергосырьевой, — в частности, ставится задача превратить Россию к 2020 году в пятую экономику мира после Китая, США, стран еврозоны и Индии. А среднедушевой годовой ВВП по паритету покупательной способности должен составить $20–30 тыс. в год — это нынешний средний уровень стран еврозоны. Минрегионразвития предполагает, что через 18 лет на каждого человека должно приходиться по 40 кв. м жилой площади. Причем каждая российская семья будет иметь отдельную квартиру. Что неизбежно порождает воспоминания о горбачевской жилищной программе с отдельной квартирой для каждой советской семьи к 2000 году, не выполненной до сих пор и в гораздо меньшей по площади и численности населения постсоветской России.
Любой документ подобного рода, разумеется, безопасен для чиновников — ко времени, когда должны сбыться или не сбыться их прогнозы, авторы явно уже не будут работать в своих ведомствах, а может, не будет и самих ведомств.
Кроме того, стратегия МЭРТ исходит из попыток установить прогнозную цену на нефть в том же 2020 году, а пока мало кому удавалось «угадать» цену нефти даже на два или три года вперед. И точно никто не знает, как вообще будет выглядеть энергетический рынок через 10–15 лет — вполне возможно, людям вообще удастся создать альтернативные виды топлива, существенно обесценивающие нынешние ключевые энергоносители. Но в России ко всем этим объективным трудностям добавляются специфические, местные.
За последние 15 лет Россия дважды принципиально меняла базовую модель экономического развития.
В начале 90-х на место окончательно потерпевшей крах модели государственной директивной экономики стала с большими потрясениями приходить экономика рыночная, с реальной частной собственностью и существенным уменьшением доли государства в ВВП. Начало 2000-х ознаменовалось созданием корпоративистской экономики, госкапитализма, где представители власти и ее приближенные под маркой возвращения государства в экономику фактически замыкают крупнейшие госактивы на себя.
При этом доля малого и среднего бизнеса в России по-прежнему ничтожно мала по сравнению с ведущими мировыми экономиками, как мало и число людей, реально вовлеченных в предпринимательскую деятельность.
Никакой уверенности в основных параметрах российской экономической модели через 5 или 7 лет нет — даже при формальном сохранении «преемственности курса».
Хотя бы потому, что нынешняя госэлита, получившая контроль над крупными активами под маркой их реприватизации, уже сейчас кровно заинтересована в приватизации этих новых госкомпаний, чтобы закрепить свои права собственности и не делать их стопроцентно зависимыми от нахождения во власти себя или своих покровителей.
Да и концептуально вопрос о соотношении государственного и частного секторов экономики, о роли рыночных и административных инструментов регулирования, о реальных гарантиях неприкосновенности частной собственности в России еще далеко не решен.
Правила игры меняются часто и существенно, к тому же они явно не одинаковы для разных игроков. Все это делает любые стратегические документы министерств и ведомств еще более уязвимыми. Чем кончается стратегическое планирование в условиях неэффективности и неопределенности существующей модели государства, мы хорошо знаем на недавних примерах из своей собственной истории. Была так и оказавшаяся утопией хрущевская попытка построить коммунизм к 1980 году. Но была и знаменитая Продовольственная программа, принятая майским пленумом ЦК КПСС 1982 года. Она предусматривала полное обеспечение граждан страны основными видами продовольствия и ликвидацию дефицита к концу ХХ века. И ведь, по сути, она была выполнена, только уже в другой стране и принципиально другой экономической модели.
Поэтому, прежде чем прогнозировать, как мы будем жить в 2020 году и сколько у нас будет жилья в 2025, надо понимать, какое у нас будет государство хотя бы в 2010 году.
