Бикини для Михалкова

Михалков стал не просто героем недели, а ее апофеозом. Царственная тень накрыла даже тандем. Манифест Никиты Сергеевича потряс «умы, ни в чем не твердые» (его любимая цитата из Грибоедова). К воскресному вечеру не осталось, пожалуй, ни одной телепередачи, откуда не торчали бы знаменитые усы: и благостные поединки бенефицианту устраивали; и в очередные президенты, обрядив в мундир Александра III, снаряжали, и каждое слово из его симфонии власти и духа народа пробовали на зубок. Но только в «Нереальной политике» отыскался ключ к происходящему.

Пикантность передачи заключалась в том, что она была записана за три дня до появления на свет симфонии. То ли Н. М. еще не успел остыть от мессианского ража, то ли ведущие Тина Канделаки и Андрей Колесников на редкость удачно спровоцировали собеседника, но главный барин российской политической сцены так еще не позволял себе обнажаться. Почему во власть не идете? Потому что убежден: могу быть полезен власти в том качестве, в котором существую. Почему в партию «Единая Россия» не вступаете? Я сам себе партия. Почему последний фильм провалился? Потому что на то был заказ американского госдепа вкупе с либерально-демократическим сообществом. А почему Америка Спилберга боготворит, а Россия Михалкова не любит? Да потому что нет пророка в своем отечестве.

Тут Никита Сергеевич явно поскромничал – он и есть пророк. Только люди с зудящим даром пророчества могут писать манифесты, подобные михалковскому. Простые смертные вряд ли отважатся выдать гремучую смесь из Уварова, славянофилов и сменовеховцев за слово новой истины. Впрочем, я сейчас о другом – о «Нереальной политике». Данный выпуск войдет в анналы не как образец пастырских устремлений гостя (этого добра навалом и в других программах), но как образец его манипуляторских талантов.

Устав пасти народы, Михалков рискнул открыть суть своего главного творческого метода в сфере общественно-политической деятельности. Неожиданно в разговоре возникла тема бикини. Колесников обратил внимание на серьезность тона Михалкова, лишенного и нотки самоиронии. «А ты бы хотел, чтобы я пришел в бикини?» — парировал Н. М. Колесников заволновался: «Про бикини сказал не я, а вы». «Да ладно, — зажужжал мохнатый шмель, — вот так вы все передергиваете. Когда я такое говорил? Да врешь ты всё». Пока побагровевший Колесников приходил в себя, Никита Сергеевич пустил в ход свою самую очаровательную улыбку…

Манифест – это те же бикини, то есть манипуляция общественным сознанием с помощью общих мест и прописных истин. Утопическую эклектику уместней было бы назвать «Россия, назад!» — она обращена в прошлое и противостоит медведевскому «Россия, вперед!». Вообще, политическое пространство Михалкова — одна большая цитата. Дмитрий Быков очень точно определил текст «Права и правды» по ведомству постмодернизма. Жаль, что плодотворная мысль утонула в самом начале его «Поединка» с автором сочинения; борьба быстро обернулась непреодолимым конфликтом хорошего с лучшим. Сочинение отлично вписывается в пространство между двумя опять же любимыми михалковскими цитатами: с одной стороны, «шумим, братец, шумим», с другой – «не надо путать острое с белым».

Хотя сам герой недели только тем и занимается, что путает острое с белым. Об этом свидетельствует как его гениальный мастер-класс на темы бикини, так и величественный манифест. Игра в цитаты – штука забавная, но не всегда безобидная. Вот и Михалков попал в ловушку, которую сам же себе расставил. На вечный вопрос недоброжелателей о вечном благоденствии рода Михалковых – при всех режимах и при всех лидерах – он неизменно отвечает: «Волга всегда впадает в Каспийское море». Ёмко, убедительно, ярко! Но вот все в той же «Нереальной политике», с нескрываемой обидой говоря о «Предстоянии» как об одной из лучших своих картин, Никита Сергеевич решил, перефразируя Маяковского, почистить себя под Иисусом. Привычно слегка перевирая цитаты, он скорбно молвил: «Моё время еще не настало, а для вас всегда время».

Так где же пролегают границы идентичности просвещенного консерватора? Ясно где. Волга всегда впадает в Каспийское море, а новейшая история России (и не только новейшая) – время Михалкова. Время пафосное, бессобытийное, болтливое, зыбкое, оттого в нем и возможны пародийные манифесты, написанные с угрюмой серьезностью. Манифест Никиты Сергеевича — продолжение «Сибирского цирюльника» другими средствами. Хочется, чтобы купола горели на солнце, чтобы цыгане пели и плясали, чтобы императоры в Кремле принимали парады и голосом Михалкова протяжно и проникновенно кричали: «Юнкера-а-а!»