Заигрывание с нацией

Зря говорят, будто Медведев и Путин разошлись насчет того, как победить племенную вражду. Стратегический рецепт у обоих один и тот же. Только Путин называет его «общероссийским патриотизмом», а Медведев – «российской нацией». И оба добавляют к этому один и тот же совет «не стесняться».

«Мы с вами не используем его (общероссийский патриотизм – С. Ш.), не развиваем эту мысль, а подчас даже стесняемся ее». Так сказал Путин в понедельник на Госсовете. И добавил, что от любых прочих магических слов толку нет: «Мы говорим: россияне, российский народ. Но это пока не то».

Какое интересное, однако, наблюдение. Сейчас, оказывается, не то, а ведь семь лет назад было самое то: «Мы имеем все основания говорить о российском народе как о единой нации» (из речи президента Путина на совещании по национальным отношениям в Чебоксарах, февраль 2004 года).

Можно, конечно, списать это на волнение недостаточно тогда еще опытного оратора, а также на желание сказать комплимент гостеприимным хозяевам-чувашам. Но годом позже, в президентском послании-2005, появились гораздо более детальные рассуждения о «цивилизаторской миссии российской нации», для которой – сдержите улыбку – «идеалы свободы, прав человека, справедливости и демократии» являются «определяющим ценностным ориентиром».

Помощники и эксперты давно и регулярно подсказывали Путину этот способ сплотить наших сограждан – пустить в политический оборот идею единого общероссийского народа (или, что то же самое, единой общероссийской нации), и он изредка, не особо этим воодушевляясь, так и поступал. Но сейчас,

когда понадобилось ответить на протесты, столкновения и погромы чем-то более масштабным и умным, чем одни только призывы к репрессиям или братания с фанатами, Путин достал из архива этот давно ему знакомый рецепт и лишь слегка его перемонтировал, сделав упор на слове «патриотизм».

Но ясно ведь, что патриотизма не бывает без народа, а значит, патриотизма общероссийского никак не может быть без наличия общероссийского народа (или общероссийской нации).

И президент Медведев, словно бы поправляя своего премьера, сказал, по сути, то же самое: «Идея российской нации абсолютно продуктивна». И уже со своей стороны повторил те же загадочные слова: «Ее не нужно стесняться».

Откуда эти разговоры о стеснительности — том качестве, которое среди недостатков наших начальников уж точно не на первом месте? И даже не на десятом. Дело явно не в застенчивости, а в принципе. И понять этот принцип – значит уяснить, что воспользоваться данным рецептом лечения племенной розни, хорош он или плох, наши вожди не смогут. Потому что идея единой нации противоречит всем их профессиональным привычкам, всем их представлениям о том, как они должны править.

В многоплеменной и многорелигиозной стране единая нация не может быть построена по этническому или конфессиональному принципу. Значит, или ее нет вовсе, или она – нация гражданская.

А гражданская нация – это сообщество, объединенное общими идеями и целями. А какие у нас общие для всех идеи и цели? Из употребляемых сегодня в официальном обиходе не годится ни одна. Этнические национализмы, так или иначе поощряемые властями – от великорусского национализма до местных национализмов автономий – работают не на единение, а на разделение. Придание светских функций священнослужителям любых конфессий дает тот же самый эффект.

Наша страна устроена по-имперски. Как совокупность земель, где обитают не граждане, а «население» и которые управляются не выборными властями, а либо центром, либо региональными автократами, либо теми и другими по очереди. Места для общероссийской нации в такой системе нет. Потому что единая нация организует себя не как империя, а наоборот, как национальное государство. А если эта нация гражданская, то как государство демократическое. Национальное государство не всегда демократия, но все устойчивые демократии существуют только в национальных государствах.

Демократия рождается из понимания гражданами своей общности. А признают ли наши власти хоть какие-то гражданские общности? Не совокупности верующих, за которых говорят церковные иерархи. И не членов каких-то условных «диаспор», от лица которых выступают этнические профессионалы, называющие себя главами общин.

А вот признается ли у нас гражданское сообщество москвичей? Или сообщество петербуржцев? Если бы они признавались, то москвичи и петербуржцы сами выбирали бы себе начальников. Зато власти вполне признают сообщество «московских петербуржцев». Но

ни к демократии, ни даже к этническому согласию никакие кланы и никакие мафии вести людей не могут.

Кстати, и гражданская нация тоже не гарантия внутреннего мира и порядка. Это просто шанс для граждан их установить и определиться с идеалами и культурными нормами, задающими «российскость», как существуют формальные и неформальные нормы и идеи, задающие «американскость», «британскость», «французскость».

И еще это возможность для всех сомневающихся выяснить для себя, входят они в эту единую нацию или нет. Если бы в большинстве российских земель установился гражданский режим, то как бы они налаживали национальное единство с северокавказскими диктатурами? Понятия не имею, воображения не хватает.

Ясно, что речь идет не о вкусном лекарстве от всех болезней, не об отмычке, открывающей любые двери, а об испытании, об общественном экзамене. Причем таком, который один раз мы уже не выдержали.

Двадцать лет назад что-то смутно похожее на российскую нацию (и одновременно что-то смутно похожее на демократию) у нас уже было. Ельцин не стеснялся говорить «дорогие россияне» и в первые годы вовсе не выглядел смешным: за этими словами стояла реальность. Вырождение того, что тогда возникло (синхронное с вырождением едва прорезавшейся демократии) как раз и составляет главное содержание новейшей истории нашей страны.

Но никакое вырождение не бывает бесконечным. И есть идеи, которые вроде бы раз за разом проигрывают, но к ним возвращаются снова и снова.

То, что наши первые лица хотят сейчас как-то попользоваться лозунгом общероссийской нации и общероссийского патриотизма, совершенно естественно. Другого стратегического ответа на волны племенной розни просто нет. Все прочее – тактика, не больше. Но так же естественно, что дальше словесных игр они не пойдут. И быть этому тезису в той же коллекции, где и предыдущие заманчивые идеи – о том, например, что свобода лучше, чем несвобода, или про то, что любое должностное лицо не вправе высказывать свою позицию до момента вынесения судом приговора.

Заново осмыслить идею гражданского народа, неотделимую от идеи народовластия, – дело не начальства, а общества.

И в его интересах не откладывать это осмысление. Запас исторического времени совсем не бесконечен.