Цивилизация
Пару дней назад жена моя приезжала из другого города, и я должен был встретить ее на вокзале. Поезд был неудобный, прибывал в четыре часа утра, и я подумал, что неприятно же молодой женщине в четыре утра на вокзале одной. Ложиться спать не имело смысла. До четырех утра я сидел дома, читал книжки и предусмотрительно не пил ничего, поскольку взял себе за правило не садиться за руль, даже если выпил полбокала вина или маленький стаканчик пива. Ждал и пил чай.
Встречающая публика на вокзале неприятно поразила меня своей мрачностью. То есть, я понимаю, конечно, что людям пришлось вставать в несусветную рань, но ведь, с другой стороны, они, наверное, встречали же кого-нибудь любимых: невесту, например, или жениха, или детей, возвращавшихся от бабушки. На европейских, надо заметить, вокзалах встречающие улыбаются, сжимают в руках букеты и выражают радостное нетерпение. Наши встречающие мрачны так, как будто все до единого встречают тещу, каковая теща еще и налоговый инспектор, и зубной врач. Я стоял на перроне и нарочно улыбался всем людям вокруг как можно приветливее.
Подъехал поезд. Жена моя мрачно шагала по платформе, не замечая меня. Смотрела под ноги, волокла какую-то бессмысленную авоську. Я окликнул ее, поцеловал, и минут десять потратил еще на рассказывание забавных историй, чтобы она улыбнулась.
Улыбнулась она и развеселилась, когда мы ехали по третьему транспортному кольцу. Я, признаться, ехал со скоростью сто двадцать километров в час при разрешенных, кажется, семидесяти. И думал, что вот в стране полтораста миллионов человек населения, что мне потребовалось десять минут, чтобы развеять мрачное настроение одной российской гражданки, стало быть, надо полтора миллиарда минут, чтобы заставить улыбнуться всех. И сколько же это часов или суток? Я думал, что от того россияне и смотрят, наверное, юмористические программы типа «Аншлаг-аншлаг», что им очень грустно. Или, может быть, им грустно от того, что они слишком много смотрят программу «Аншлаг-аншлаг»?
Третье транспортное кольцо поворачивало, и в конце дуги стояла, разумеется, милицейская машина, чтобы замерять скорость таким жизнерадостным балбесам, как я в четыре утра.
Инспектор ГАИ махнул жезлом, и я остановился. Мне легко разговаривать с инспекторами ГАИ. После командировки в Беслан я взял себе за правило никогда не давать никаких взяток. Я жду, пока инспектор составит протокол, выпишет мне штраф, после чего иду в сберкассу, и штраф оплачиваю, относясь к этой бессмысленной потере времени как к стихийному бедствию, автомобильным пробкам или другим каким-нибудь обстоятельствам непреодолимой силы.
— Ваша скорость 123 километра в час, Валерий Валерьевич, — сказал мне инспектор, улыбаясь. Он был первым улыбавшимся человеком, которого я встретил в тот день.
— Простите, увлекся, — отвечал я. – Выписывайте ваш штраф.
— Не-ет! – гаишник улыбался. – Вы превысили скорость больше чем на пятьдесят километров, и это нарушение предполагает изъятие водительских прав, суд… Вам придется приехать к нам в группу разбора…
— Хорошо, — я улыбался инспектору. – Составляйте протокол, или как там это у вас называется.
— Вы готовы отдать права? – инспектор на секунду перестал улыбаться.
— Во всяком случае, я не готов договариваться с вами, инспектор, иначе как по закону. После командировки в Беслан я слишком хорошо знаю, к чему могут привести неформальные отношения милиционеров и граждан. Там ведь террористов к школе пропустили сотрудники внутренних дел, и я не хочу иметь к коррупции никакого отношения, даже если мне придется для этого лишиться водительских прав.
— Командировка в Беслан? — переспросил инспектор. – Вы что ли журналист? Из какой газеты?
— Из «Коммерсанта».
— А-а, это где недавно сменилось руководство? – инспектор опять улыбнулся. – Вы, наверное, генеральный директор?
— Генеральные директоры не ездят на ободранных десятилетних «Пежо».
— Как действовать-то будем?
— По закону, — уточнил я еще раз. – Изымайте права, составляйте протокол. Хотя, честно говоря, я не понимаю, почему вы не можете на месте выписать мне штраф, который я бы оплатил в сберкассе. Зачем меня лишний раз мучить?
— Такой уж закон, — сказал инспектор, как бы даже извиняясь, — приняло наше правительство.
— Как же. Я. Ненавижу. Наше. Правительство.
После этих моих слов инспектор отдал мне документы, козырнул и сказал:
— Поезжайте.
