Цивилизация
Когда кемеровский губернатор Тулеев только еще баллотировался на свой третий срок и только еще придумал акцию «Мама, найди меня», редактор «Газеты.Ru» позвонил мне и спросил, не хочу ли я гневно осудить эту пиаровскую акцию, спекулирующую на детях. Я отказался.
Тулеев тогда предложил своим землякам просто взять детей из детских домов на праздники к себе в семьи погостить.
— Представляешь,— говорил редактор,— как обидно потом будет этим детям возвращаться в детские дома? Они же будут плакать.
Я возразил, что если детей не разбирать в праздники из детских домов по семьям, то им даже не о чем будет плакать. Я вообще считаю, что если в результате предвыборной кампании хоть одного детдомовского ребенка усыновят, то ради этого можно избрать какого угодно гада. И вот Тулеева избрали опять губернатором, а в результате предвыборного его пиара усыновили много детдомовских детей. Ура!
Я не верю в роль личности в истории. Тулеев ли губернатор, или Менделеев – все равно Кемеровская область будет развиваться по какому-то там судьбой предначертанному сценарию. А детей взяли в семьи. Некоторых просто два дня покормили пастилой, некоторых усыновили. Ради этого стоит устраивать выборы каждый месяц.
Если вы не согласны со мной, если у вас есть тысяча логических и гуманистических доводов против тулеевской акции по тотальному усыновлению кемеровских детей, значит, вы просто никогда не были в детском доме.
А я был. Я вошел однажды на территорию детского дома и спросил гулявшую во дворе маленькую девочку, как найти директора. Девочка вызвалась меня проводить. Я спросил, как ее зовут. Она сказала:
— Угадайте.
— Надя?
— Нет, Марина, но если хотите, пусть я буду Надя.
Мы вошли в здание. Марина спросила, можно ли ей, пока мы идем, взять меня за руку. Я сказал – можно.
Еще через несколько шагов Марина спросила, можно ли ей взять меня и за другую руку тоже.
— Как же мы с тобой пойдем, если будем держаться за две руки?
— А мы не пойдем. Мы просто постоим. Вы не думайте, я знаю, что вы не мой папа,— девочка помолчала,— или вы мой папа?
— Нет.
— Я так и знала.
В продолжение этого разговора мы стояли посреди коридора и держались за руки. Девочка еще спросила меня, можно ли она будет мне писать письма.
— Только писать. Я отсылать не буду.
— Можешь и отсылать. Я буду отвечать тебе.
Я дал девочке свой адрес и номер телефона, но она так никогда и не прислала мне ни одного письма и ни разу не позвонила.
Фокус в том, что до этого дня я считал себя очень хорошим, порядочным и в чем-то даже самоотверженным человеком. А после встречи с Мариной не могу отделаться от мысли, что я мерзавец.
Я написал про детдомовцев и беспризорников серию заметок. Я, например, познакомился с двумя маленькими мойщиками стекол, и они согласились отвести меня в подвал, где живут. Я посадил их в машину. На заднее сиденье.
— Только, мужики,— сказал я этим шкетам,– не крадите ничего, пожалуйста.
— Мы у своих не крадем,— значительно ответил тот, что постарше.– И потом мы твои карманы проверили, у тебя ничего нет. Ты, наверно, нарочно выложил деньги.
Я опять почувствовал себя мерзавцем, потому что действительно нарочно выложил деньги, когда поехал знакомиться с беспризорниками.
Еще на подмосковной свалке Саларьево я познакомился с мальчишками, которые жили прямо на огромной куче мусора в домике, сколоченном из овощных ящиков. Я спросил, счастливы ли они, а они просмотрели на меня, как на идиота.
— Счастливы? Здесь? В этом говне?
— А тогда почему же вы убежали из спецприемника?
— А ты в спецприемнике жил? Тут все-таки,— мальчик похлопал свою хижину, и хижина закачалась,— тут все-таки дом.
Глупо и пафосно говорить, что людям не нужно счастье, а людям нужен дом, но это так. Глупо и пафосно говорить, что тираны не раздают детей по семьям, а наоборот, сгоняют в республики ШКИД. Но этот так. Выходит, Тулеев хороший? Выходит, хороший. Глупо ведь и пафосно говорить, что чем человек лучше, тем чаще он чувствует себя мерзавцем.
