Кот из мэрии – мыши в пляс

Вторую неделю идет диспут о памятнике работы Церетели – Петр I должен быть разрушен. Или перенесен куда подальше. Может, туда ему и дорога. Но как же стыдно, дорогие москвичи!

Мне никогда не нравился этот памятник – ни сам по себе, ни в сочетании с видами Москвы, которые он, несомненно, портит. И способ его установки – волею экс-мэра Лужкова – тоже категорически мне не нравился. Но теперь их даже жаль – и памятник, и Церетели, и Лужкова. Но больше всего жаль всех нас, которые вынуждены были есть этого Петра с кашей тринадцать лет, а теперь, наконец, получили разрешение отрыгнуть груду художественного металла.

Одни говорят – нет, переносить сейчас слишком дорого, лучше на эти деньги построить несколько детских садов. Как будто кто-то когда-то измерял вещи метафизические и ритуальные в попугаях, детских садиках или социальных льготах. Какие детские садики? Не смешите, ей-богу. Если понадобится снести пол-Москвы для установки или переноса чего-нибудь символического, это будет сделано и делалось уже много раз.

Другие говорят – да, переносить, и немедленно, потому что другого момента не будет. Надо успеть пролезть в узкий зазорчик между сносом прежнего мэра и назначением нового. А что новый мэр захочет сделать с городом, кто ж его знает. Так что хватай мешки, кантуй Петра: вокзал отходит.

Суетливое возбуждение, охватившее общественность, постыдно. Общественность вдруг сделалась похожей на подростка, который зажимает девочку в подъезде, пока никто не видит. Но убежит, как только выйдет девочкин папа или соседка с мусорным ведром шикнет на хулигана. Беспомощность – вот что роднит хулигана и возбудившуюся общественность. Она молчала, когда было нельзя. Я не об энтузиастах, ложившихся под бульдозер и составлявших мартиролог памятников Москвы. Я об остальных. О нас с вами. О той общественности, которая с омерзением отворачивалась от Петра и прочей лужковской новодельщины, терпела, ворчала, сокрушенно качала головами, но прикупала квартиры в башенках и финтифлюшках, пожимала руки строителям Москвы или проезжала равнодушно мимо.

Не расцвело бы это безнаказанное строительство, если бы общественность существовала всегда, а не в момент, когда стало можно.

Кот из мэрии – мыши в пляс. Кота сослали на преподавательскую работу, мыши кантуют памятники его эпохе.
Неприличные мы люди (чуть не написала «мыши»), трусливые и зависимые, променявшие честь и достоинство на личный комфорт и персональный дизайн. Максимум, на что мы способны, — повесить глухие занавески, чтобы не видеть стройку под окном. Так, в частности, сделала я, когда вместо вида на лес и пруд получила под нос пару жилых комплексов редкостного уродства и четыре башни-новодела. По ночам башни светятся ядовитыми огнями, а пруд оттяпали застройщики. Я нашла выход – повесила занавески, а вместо окна у меня огромная фотография, снятая с балкона дворца маркиза де Сальватьерра в городе Ронда, что в Испании. Я смотрю на город-памятник Ронда и горы Андалузии. На Москву-то смотреть больно.

Широко закрытые глаза и занавески – очень экономичный вариант. И социально безопасный. Гораздо дороже (себе дороже) выйти в город и поменять вид из окна.

Но это только кажущаяся экономия. За все перестройки, сносы и переносы платим мы. Памятник поставили – заплатили. Памятник снесут – заплатим снова. И деньги возьмут из бюджета, в котором и дороги, и детские сады, и социальные льготы. Все решения, приняты они на «ура» или с глухим неодобрением, оплачены из кармана общественности. Трусливый платит дважды – за свои занавески и за чужой котлован под окном. А в качестве бонуса получает чувство унижения.

Общественность, склонная к мазохизму, страдает не в одиночку. Вместе с нами страдает власть, склонная принимать волюнтаристские решения. С памятником Петру ровно такая история. Памятник стоял не на заднем дворе мэрии – все видели, все проезжали мимо. И общественность уже даже не надеялась, писем не писала, митингов не проводила. Просто терпела повелителя морей в сухопутной Москве. Как перетерпела снос Воентогра, вскрытие реки Неглинки, перекройку Остоженки и много других мучительных градостроительных решений эпохи Лужкова. Юрий Михайлович ничего не делал тайно. Строительство и архитектура – самая демонстративная из всех областей человеческой деятельности, самая заметная по результатам. Петр не шило — не таился в мешке. Перенос монумента неизбежно наносит ущерб авторитету власти. Пересмотр лужковского архитектурного наследия (необходимый) будет оплачен из ее ресурса. Но обвинять некого, разве что Юрия Михайловича, который теперь все стерпит. А все потому, что власть не разделила ответственность с общественностью.

Та же история с Химкинским лесом. На днях я заслушалась радиопередачей на тему «Актуальные проблемы развития дорожной инфраструктуры». И поняла, как далеко заводит власти и общественность привычка игнорировать друг друга и замалчивать проблемы. Шило в итоге вырывается из мешка и колет в мягкое место.
На «Эхе Москвы» выступал Сергей Кельбах, первый заместитель председателя правления госкомпании «Автодор», которая занимается созданием скоростных дорог в России. А конкретно трассой Москва — Санкт-Петербург. Ничего более разумного про Химкинский лес я до сих пор не слышала. Как могла власть пройти мимо такого спикера, непонятно. Спокойно, доходчиво и аргументированно человек объяснил мне, почему из девяти вариантов выбрали именно этот – через Химкинский лес. Вы знали, что было 9 вариантов? Я — нет. Вы были в курсе, что экологический фактор тоже учитывался? Я — нет. Допускаю, что эксперты с другой стороны могли бы разбить в пух и прах аргументы Кельбаха, но где они, эксперты? Где общественная дискуссия и диалог? Зато все знают про дубинки, выступление Юрия Шевчука, песню Сергея Шнурова и пробитую голову журналиста Михаила Бекетова.

Я потому и не хожу на митинги ни «за», ни «против»: мне нужны аргументы. Я хочу послушать и тех и других, чтобы сформировать свое мнение. Как представитель общественности.

В принципе нежелание властей вступать в диалог с общественностью понятно. Иметь с нами дело – это неприятно, хлопотно, беспокойно и сильно затягивает процесс принятия решений. Общественность состоит в большинстве своем из некомпетентных людей. Которые к тому же и не ангелы. Некоторых так вообще видеть не хочется. Но ровно то же самое можно сказать о власти: с некоторыми ее представителями лучше не сталкиваться ни по какому вопросу. Тут как в зеркале: какая общественность, такая и власть. Справедливо и обратное. Ибо во власть рекрутируются люди из общественности.

Игнорирование свойства зеркала (отражать) дорого обходится обеим сторонам. Общественность мучается неврозами, которые прорываются митингами ради митингов – выйдем, потому что вы нам запретили. У властей тоже невротические реакции: побьем, потому что мы сильнее. И потом (в качестве ремиссии) происходит объединение — по ничтожному поводу, снести или нет Петра. Снесут наверняка. Но что это изменит? Появится новый Петр, больше и краше прежнего. А общественность соберется на новый митинг.

Какая бессмысленная и беспощадная растрата ресурса. А всего-то и надо – тестировать на общественности решения, принимаемые властью. Не после митинга с участием Шевчука, а до вырубки леса. Не после снятия Лужкова, а до установки памятника Петру. Компетентность власти проявляется только в дискуссии с общественностью.

Разделение ответственности сэкономило бы много нервных клеток, сил, денег и дубинок.

Демократия, как ни крути, самая экономичная форма правления. В условиях экономического кризиса учитывать это не лишне. Мы так широко живем, игнорируя друг друга, потому что все еще очень богаты. Не привыкли считать денежки на монтаж-демонтаж Петра и прокладку трассы по головам митингующих.
Мы живем как коммунальные Савва Игнатьевич и Хоботов: «Он ломает — я чиню. Он ломает — я чиню». Каждый новый назначенец свертывает голову Петру предшественника, чтобы смастерить свою статую Командора, которая пойдет под снос после очередной отставки. И так по кругу, пока не кончится нефть, лес, деньги, ресурсы, терпение.

Давайте уже договоримся, что ли? Хотя бы из жадности.