Бычьи нервы и оптимизм

Поликлиника, в которой я имею счастье обслуживаться (раз в сто лет) согласно московской прописке, стоит в тихом, респектабельном уголке Москвы. Цветущие палисадники, старые разросшиеся деревья, рамки, ограничивающие места для парковки, потрескавшийся асфальт с выбоинами и новые, прочные, свежеокрашенные заборы. Типичный столичный район с историей, высокими ценами за квадрат и обитателями, которые заселились сюда полвека назад. Среди всего этого благолепия – поликлиника. Старая задрипанная поликлиника превратилась за последние годы в раскрасавицу – вливание бюджетных средств налицо. Двери и окна из пластика, пандус для инвалидов, импортный лифт с хромированными кнопками, кафель на полу, нарядные двери, блестящие таблички, регистратура с порталом, отделанным под дерево и мрамор. Я-то помню ее оборванкой: тоскливый пыльный «тещин язык»-переросток в углу, порезанные ножом банкетки, сортир без дверей, дырявый линолеум и шершавые от нескольких неряшливых перекрасок стены – о них можно было запросто оцарапаться.

Поразившись неожиданному великолепию и порадовавшись за родное здравоохранение, а заодно и государство, которое не оставляет оное без внимания, я приблизилась к порталу.

Очередь была долгой. Обслуживали почтенного старца.

«Вы участник?» — кричала дедушке регистратор.
«Мне к урологу», — отвечал тот.
«Вы участник?» — кричала она в ответ.
«Прямо сейчас пойду», — кивал старец.
«Вот и поговорили», — не без иронии процедила регистратор.

Принтер допотопной конструкции печатал талоны медленно. Регистратор учила начинающую печатать талоны, невзирая на очередь. В очереди обсуждали Сталина. «А вот однажды Сталин собрал совещание в Кремле по тяжелой промышленности...» — говорила одна дама. Вторая перебила: «Что Сталин? Сталин – это репрессии и доносы». Первая перебила вторую и продолжила: «Сталин собрал совещание в Кремле и, когда все выступили...» — «Послушайте, ведь Сталин – это вохра, это стукачи и лагеря!»

«Следующий!». Следующей была я. Карту искали 20 минут. «Так вот, когда совещание в Кремле закончилось, Сталин встал и...» — «Сталин – это вохра!»

На исходе 15-й минуты я догадалась, в чем проблема: адрес у меня сменился — и они всегда путают, кладут не туда. «Посмотрите, пожалуйста, по другому адресу». «А пока вы ее карту ищете, дайте мне мою», — просила дама, которая за Сталина. «Как же долго!» — стонала дама, которая против Сталина. За стеклом сновали человек семь, но никто не обращал внимания на пациентов. Регистратор учила начинающую. Карты складывались в стопки. Очередь ждала. «Сталин сказал, что вы все...» – «Да подождите вы со Сталиным!»

Регистратор отвлеклась от наставничества, скомандовала: «Фамилия! Адрес!».
Я повторила. Объяснила про адрес.
«Так вы сами виноваты, а не мы! Вы должны были пойти в кабинет номер 409 и изменить адрес в компьютере! — кричала она. — Вы были в кабинете 409?!»
«Нет», — немного растерялась я. Не столько от тона, каким дано мне задание, сколько от удивления, что задано мне. «А сейчас вы можете изменить данные в компьютере? Вот он у вас стоит, в регистратуре».
«Мы не можем! Может только компьютерщик в 409 комнате! Я, что ли, буду бегать с первого на четвертый?! Вот идите и делайте! Прямо сейчас!»
«Но.... у меня температура», — хотела было промямлить я. Но образ старой задрипанной поликлиники, плавающий в аквариуме регистратуры, отрезвил. Температура нормализовалась.
«Плохо работаете! — грозно начала я. — Это ваша задача – менять данные в компьютере. В 409 я не пойду, а пойду к врачу с картой, которую вы сейчас найдете».
«Как вы можете говорить, что они работают плохо! Разве имеем мы право судить?» — выдохнула дама-против-Сталина, ошеломленно глядя на меня.
«Имеем», — сообщила я ей.
«Это вы должны идти в 409 кабинет! Они правы», — сказал дяденька, позиция которого по Сталину осталась неясной.

Выцепив, наконец, карту и оставив очередь в проклятом прошлом, вместе со Сталиным и вохрой, я двинула к врачу.

Молодой доктор что-то писал.

«Можно?» — сопротивления никто не оказал, и я уселась на стул. Положила карту сестре.
Доктор писал. Сестра писала.
«Дайте карту!» — сказал доктор вместо «здравствуйте», обращаясь неизвестно к кому. Сестра продолжала писать. Я подала карту.
«Раиса Петровна, что это уже пятый к нам с другого участка? Магомаев в отпуске, что ли? Чего они к нам всех гонят?» — произнес доктор.
«Это что, карта? Когда последний раз были? В 2007? Почему так плохо подклеено?» — ответов на вопросы не предполагалось. Доктор трамбовал карту на сгибе, расправлял, давил на нее ладонью, отрывал в раже криво подклеенные листки и переклеивал заново.
Я вспомнила, что в детстве точно так же играла в доктора – клеила листки в карту.
Минут через 7 он угомонился: «Что беспокоит?»
«Спасибо за вопрос. Я ожидала, что вы с него начнете. Но вас больше беспокоили листки в карте», — отозвалась я.
«А вы что, торопитесь?! Конечно, с карты надо начинать! Безобразная у вас карта!» — ответил доктор и опять прошелся по сгибу костяшками пальцев.

Рассказ о недугах я свела до минимума. Впрочем, он и не слушал. Вопросов никаких не задавал. Ничего не уточнял. В отличие от доктора «по страховке», который был у меня тремя днями раньше: тот пытал минут сорок, вызнавал подробности, а потом еще сорок минут объяснял, что и как делать.
Молодой доктор из поликлиники вдохновенно строчил в карте. Подклеивал листки. Сестра писала в своих. Я смотрела в окно. На окне стоял «тещин язык»-подросток.
Доктор выдал бумажку с названием лекарства, не спросив, впрочем, что я принимаю сейчас. И направление на анализ мочи и крови.

Еще я сходила на флюорографию.

«Сидите! Ждите! Проходите! Встаньте! Да не так, а сюда! На аппарат не опираться!» — командовала женщина и двигала мое тело туда-сюда. Хотя я могла бы сама.
«А у вас есть одноразовые салфетки?» — хотела было спросить я, но дама грубо ткнула мою голову, словно голову телка, в ямочку, где размещаются подбородки исследуемых. Поздно спрашивать. «Не дышать!»

«А что там, на снимке?» — я стояла над дамой, пока та писала.
Молчание. Бумажки. Клей. Карта. Компьютер.
«Могу я узнать, что на снимке?»
Молчание. Голова, склоненная над картой. Клей. Бумажки.
«Доктор ведь уже посмотрела снимок. Что там у меня?»
Женщина выкинула карту в окошко.
«В норме! Следующий!»
Возле регистратуры дама-за-Сталина рассказывала даме-против-Сталина: «И когда все высказались, Сталин встает и говорит: «Вот вы все ноете, ноете, ничего не можете. А настоящему советскому наркому что нужно? Что нужно настоящему наркому, чтобы дело делать?»
Дама-против не знала. Я тоже.
«Бычьи нервы и оптимизм!»