Наташа

Обычно в таких случаях принято писать: «Бог забирает лучших». Это неправда - Бог забирает всех. Просто когда он забирает лучших, у остающихся появляется повод подумать, что и как они здесь делают. Точнее, почему мы делаем не то и не так.

Наташу Неймышеву - умницу и красавицу, маму чудесной маленькой девочки, дочь прекрасных родителей, силой воли, интеллекта и тонкой внутренней душевной работы над собой ставшую одним из самых профессиональных журналистов страны - Бог забрал, не дав ей дожить даже до тридцати. Взрыв в машине, мгновенный уход на небеса, чтобы мы тут вдруг поняли, кто рядом с нами жил. Бог, бог… Можно было и не устраивать этого трагического кошмарного фейерверка судьбы- все люди из профессии, с которыми мы вместе работали и которые мне дороги, и так понимали.

…Я помню горящие глаза двадцатилетней девушки, которая, остаяваясь женственной, порой кокетливой, с упорством не утратившего детский азарт мудреца узнавала информацию, добывала информацию, переплавляла информацию в текст. Она работала так, что была оправданием нашей «второй древнейшей», искуплением немыслимых и неисчислимых журналистских грехов. «Во всем мне хочется дойти до самой сути»— эта пастернаковская формула стала формой ее существования в профессии. Она всегда извинялась, если присылала текст без заголовка. Она обсуждала то, что пишет и то, что пишут люди, сидящие рядом в муравейнике ньюсрума, как обсуждают самые важные вещи в жизни. Она была в высшей степени честна и добросовестна.

Географические координаты нашего пребывания в профессии разошлись лет шесть назад. С тех пор мы мимолетно виделись раза два-три. Последний раз года четыре назад, случайно, в коридоре газеты, где она работала. Она сказал мне, как было бы хорошо, если бы я пришел работать в их газету. И я не знаю, слышал ли я когда-нибудь от кого-нибудь более приятные слова, касающиеся нашего общего дела. И вдруг, буквально за неделю до конца своей жизни, она позвонила мне по делу - искала человека в отдел. Предупредила, что хотела бы взять сотрудника у меня. Сам факт такого благородного предупреждения давно не характерен для этой профессии, лучшую характеристику которой дал когда-то тоже трагически погибший Дмитрий Кедрин: «У поэтов есть такой обычай-в круг сойдясь, оплевывать друг друга». Я честно сказал, что у объекта Наташиного внимания двое детей. Тогда она грустно произнесла: «Да, она, пожалуй, не пойдет на нашу китайскую фабрику».

Человек, учившийся каждую секунду своего существования, вбиравший в себя многообразие жизни, как экипаж тонущей подводной лодки ловит каждую молекулу остающегося воздуха, за неделю до ухода назвал свое место работы «китайской фабрикой». В этом мудром сравнении была абсолютная правда соотношения трудозатрат и результата, цены и качества. В этих словах был честный и безжалостный приговор сегодняшнему состоянию профессии. Получив свободу на блюдечке с голубой каемочкой, увидев невиданные дотоле зарплаты, мы возомнили себя властителями дум и хозяевами жизни. Свободу отобрали быстро. Те же люди, кто отобрал свободу, опять прибрали к рукам «кормушку». От признания того факта, что мы - всего лишь плохие работники сферы обслуживания, а те, кто считает себя нашими реальными хозяевами, отвратительны, легче не становится.

Восемь или девять Наташиных лет в профессии стали не только ее жизнью, но и путем самой журналистики - от упоения возможностью создавать что-то важное для себя, страны, мира, делать это на пределе, по максимуму, до понимания, что мы кроим в промышленных масштабах дешевый ширпотреб плохого китайского качества по скверным кремлевским лекалам. Она всегда делала всё по-настоящему, потому что сама настоящая. Это поразительно: красивый, умный, тонкий талантливый, работоспособный, простите за слово, «продвинутый» человек, которому нет и тридцати, уже не совпадал с эпохой. Потому что эпоха в России опять востребовала некрасивых, неумных, ненастоящих.

Обычно в таких случаях принято писать «невосполнимая утрата». Это правда, хотя утрата каждого человека невосполнима. Но Наташина гибель-не просто чудовищная несправедливость судьбы по отношению к этому человеку. Она отдала свою жизнь за то, чтобы мы наконец поняли, что происходит с нами, журналюгами. Кого мы обслуживаем, с кем заигрываем, как выглядим. Девочка, приехавшая покорять Москву и романтическую профессию журналиста, покорившая и ту, и другую, ценой собственной — прекрасной и бесценной— жизни крикнула нам, чтобы мы одумались.

Оказалось, что журналистика с Наташей Неймышевой и без нее- это две разных журналистики и две разных эпохи. Лучше бы она просто жила, работала, любила, растила дочку. Наташа, Наташа…