Цивилизация
Даже если бы Марат Сафин не выиграл Australian Open, я бы камня не бросил. Но он победил в финале — честь ему и хвала.
Есть вещи, которые на кривой козе не объедешь. Нынешний мужской одиночный разряд — царство Роже Федерера, он его абсолютный и непререкаемый властитель, пару (по образцу не такого уж давнего прошлого) ему составить просто некому. Природа и жесточайший отбор в теннисной элите выковали практически идеального, эталонного бойца, натурального монстра. И Сафину-то, в принципе, человеческих слабостей обнаружить у него не удалось — не дал Роже к этому ни малейшего повода, хоть и прервал свою феноменальную серию.
~Пройти короля означает отдать все. Ничего не остается. И неважно, кто соперник в финале, — можно уступить кому угодно. Особенно если «кто угодно» — неистовый Хьюитт с его сумасшедшим желанием подарить Австралии долгожданную победу в сотом, юбилейном розыгрыше.
Надо было снова прыгать выше головы, но по-другому, чем в полуфинале. Никакой энергии отчаяния — только жесточайший прагматизм. Не давать воли нервам, не рисковать без нужды, держать удар, терпеть, как бы события ни складывались (легко сказать...). Складывались они хуже некуда, и, как Сафин вытерпел и преодолел себя в близкой к безнадежной ситуации, ведомо лишь ему одному. Победа обманчиво легко плыла в руки Ллейтона Хьюитта, а когда курс изменился, у хозяина корта уже не нашлось аргументов, пусть бился он до конца.
Остаться в истории «победителем непобедимого» само по себе почетно, но это не звание. Мне кажется, для самого Сафина было чрезвычайно важно именно выиграть финал и ни в коем случае не упустить шанса продолжить противостояние с Федерером. Может быть, это и дало ему дополнительные и невесть откуда взявшиеся силы.
Дальше начинается самое интересное. Роль «первого» тяжела, роль «равного второго» едва ли не тяжелее. Это вообще не совсем наши, российские роли — не тот характер, не та ментальность. Как-то мы обсуждали с великим хоккейным вратарем и сегодняшним юбиляром Николаем Георгиевичем Пучковым, может ли широта и талантливость российской натуры ужиться с западным прагматизмом. Немало поработавший за границей Пучков с сожалением, но ни секунды не сомневаясь, ответил отрицательно. Исключения есть, но редчайшие. Не каждому дана способность закреплять уровень и жить на пределе, но не сгорая.
Осилит ли Сафин, которому в дни австралийского триумфа исполнилось всего 25 (по меркам сегодняшнего тенниса — уже 25) этот путь? Или его феноменальный талант будет, как и раньше, проявляться спонтанно, в привычном варианте «от прекрасного до ужасного»? Что он потеряет на этом пути и что приобретет?
Ответ — в самом Марате. И только в нем.
